Клинок лежал в ладони.
Махонький.
Один удар и свобода. Тот, кто нож поднес - Щучка, сколь ни пыталась, не могла вспомнить его лица - с ножом и перстень отцовский передал, а значит, слово его - слово Безликого. Попробуй ослушаться.
Рискни.
Рисковать?
Чего ради? Кроме клинка ей кошель с золотом вручили. И еще один. И, что важней, страничку, на которой написано, как клеймо с лица свести. Простенький обряд... решайся, девка. И будешь свободна.
Уйдешь из города...
...или нет? Зачем уходить? В другой конец перебраться. Лето близко, а там и в Акадэмию набор. Без клейма-то она пройдет.
Выучится.
Магичкой станет. А магикам никто не указ...
Щучка закрыла глаза и провела пальцами по острию клинка... что бритва... больно не будет... он и понять-то ничего не успеет... если она решится.
Она ведь решится?
Уже почти.
Гребень пах сандалом, и Кеншо-авар поморщился, отстранил руку рабыни, которая поспешно отступила в тень.
Не спалось.
Здесь иначе. Тесно. Душно. И воняет городом. А в степях приволье... в степях бы он живо показал наглому мальчишке, чего стоит он вместе со своим даром. У других и род не хуже, и дар не плоше.
В степях...
Полыхнуло б однажды, занялось бы так, что и камни, которым попасть довелось в огненную круговерть, зарыдали бы... а тут... сиди.
Пей вино.
Любуйся на танцовщицу, что вьется змеей, улыбайся и жди, когда захлестнет шею шелковая петля. И ведь мальчишка-то знает ответ, но не скажет.
Если даже пытать - не скажет.
Но попробуй такого тронь. Слово кагана его бережет. Дар... от таких даров и приключается бессонница, которую ни танцовщицам, ни наложницам не одолеть.
Домой бы...
...ничего. Уже недолго. За стенами наглеца не достать, так не вечно он сидеть будет. Вот как выйдет, так и пошлют весточку... а девку все одно убрать надобно будет. На всякий случай.
Тот, который говорить приходил, недоволен будет. Но что Кеншо-авару от его недовольства? Ему бы слово исполнить и домой...
...в степях и дышится иначе.
Свободней.
Он махнул рукой, и девка - хорошая рабыня, ласковая - поползла по ковру, извиваясь всем телом, ткнулась лицом в босые ноги, глаза подняла синющие, наглые...
- Чего желает мой господин?
Чтоб мальчишка сам сдох... но увы, в такие чудеса Кеншо-авар не верил.
Гребень летал по золотым волосам...
...птички спят в саду. И ты спи, дитятко... сычи да совы ухают, дурное говорят, не надобно их слушать... волос тонок, что нить золотая, рыжиной отдает. Личико вот белое, щеки розовые, губы алые...
- Спи, моя радость, - царица наклонилась и коснулась теплого лба. - Скоро уже, недолго осталось...
Не шелохнулась ее кровиночка.
Лежит.
Гроб стеклянный.
Цепи золоченые... она б и золотые повесила, да не выдержат тяжести такой.
Розы белые в ногах...
- Спи, дитятко, - она не удержалась, обернулась.
Висит гроб.
Лежит царевна, ликом прекрасна. Не то жива, не то мертва... гляди - не наглядишься, кто бы ни увидел ее, кто бы ни рискнул спуститься по заросшим мхом ступеням, кто бы...
- Прости меня, неразумную, - прошептала царица, слезу смахивая. - Если бы можно было иначе...
Нельзя.
Она пробовала. Она пыталась, но...
...время покажет.
Царская кровь? Будет им кровь, столько, что все захлебнуться, попомнят, каково это - ведьму злить. Последний обряд остался.
И слетят древние чары.
Откроется людям склеп. Многие пожелают войти в него, но не у всех получится. А тот, кто сумеет... что ж, она надеялась, что он сдержит данное слово.
...клятва не позволит не сдержать.
И царица привычно коснулась Стража. Тот отозвался, прижался к ноге, опалил лютым холодом, напоминая, что не склеп стеречь поставлен и не ту, которая в нем спит сном зачарованным, но душу проданную. Не страж - тюремщик.
А все одно... иногда она пыталась представить, как все бы сложилось, если бы...
...как-нибудь.
Закрылась дверь.
Заросла зеленым мхом. Затянулась корнями рана... баю-бай, дитятко... будь удачливей матери.