Позвала бы. Или еще позовет? Немного позже... минута или две - это ведь малость, а ей так не хватает малости, чтобы жить.
- Открой окно, - взмолился тот, кто не имел права находиться за преградою стекла, не говоря уже о том, чтобы в комнату войти. А он войдет, не только в комнату, но и в жизнь.
Стоит поддаться.
И дрогнула рука. Выронила гребень.
Упал под столик.
- Взгляни хотя бы...
- Гляжу.
- Улыбаешься? Я смешон?
- Самую малость.
- Я тебе подарок принес.
- Опять каменья?
Разве не понимает он, что не может Велимира подарка принять? Сапфиры, изумруды... о них мигом донесут батюшке, а уж он-то...
- Нет.
А окно она открыла.
Душно ведь.
Жарко.
Лето подобралось, полыхнуло солнцем. Нынешнее, поговаривают, особенно жарким выдасться.
- Вот, возьми, - на подоконник лег букетик первоцветов. Где взял только? Они ведь по последнему снегу... хрупкие белые цветы.
Никому не рассказывала, что любит...
- Спасибо.
- По сердцу ли?
- Подарок? - уточнила Велимира, пряча улыбку в букетике - пахли одуряюще. - По сердцу.
- А этот? - колечко лежало на смуглой ладони. Серебряное. Простенькое. И в то же время... магией от него веяло. Силой первозданною.
- Ты же знаешь, нам не позволят...
- А если мы не будем соизволения спрашивать? - он больше не улыбался, но глядел серьезно. И от этого взгляда немым криком кричать хотелось.
Замуж за азарина? Батюшка проклянет. И ее, и детей ее, если родятся после проклятия дети... слово отцовское крепко, а если найдет кого, чтоб на крови это слово завязать... а он найдет, постарается...
- Не будем? А жить-то как?
- Обыкновенно. Уедем.
- Куда?
- В горы. В горах дела нет, кто ты и откуда... дом поставим. Я сумею. Веришь?
Верила. И надежда вспыхнула костром ночным. Но отгорела.
- Найдут ведь.
- Это если искать станут.
И Кирей вдруг оказался рядом, обнял, прижал к себе, будто боялся, что исчезнет она. И сладко стало, и страшно - он уйдет, а Велимире жить.
- Я вот чего придумал, - дрогнула тонкая серьга, чужим дыханием потревожена. - Если не побоишься...
То, что он говорил, было безумием.
Но надежда... надежда ярче разгоралась.
А ведь получится... может получиться... и если так... не она ли, Велимира, просила в ночь березовую свободы? Не она ли клялась себе не упустить самого крохотного шанса, не она ли...
...она.
И не упустит.
- Ты... ты пойдешь на такое?
- Если ты пойдешь со мной, - и вновь колечко протянул. Возьми.
Примерь.
Оно обовьет палец горячею огненною силой. Оно убережет от глаза дурного, и спрячется меж иных перстней. Оно... оно позволит надежде жить.
И если так, то, глядишь, и получится все.
Ждать-то уже недолго.
- Так пойдешь?
- В горы? - Велимира взяла кольцо.
- В горы... они до небес подымаются. А небеса там синие, высокие. Говорят, на рассвете огнями всеми играют... и орлы там водятся огроменные, под крылом - дом укроется...
Он рассказывал про горы и про орлов. Про дом, который поставит для Велимиры, и про жизнь ее, иную, где она будет всенепременно счастлива... иначе ведь зачем?
И она слушала.
Верила.
Сжимала серебряное колечко залогом... ждать? Она дождется. И вправду ведь недолго осталось.
Гребень застрял в рыжих космах Елисея. Он дернул, выдирая несколько волосков и в раздражении отшвырнул в сторону.
Что происходило?
Он перестал слышать Ерему, зато начал - луну, пусть эта луна давно уже истончилась.
А брат врал.
Говорил, глядел в глаза и врал.
Но если хотя бы слово из сказанного им правда, то... Елисей свободен? Он поднял взгляд в темное небо и нахмурился. Скоро проверит. И лучше бы остальным, которые тревожно, но спали, быть подальше... Ерема улыбается. Счастлив? Доволен собой?
А Емелька насуплен, сосредоточен. Вновь с огнем борется?
Егор кулаки сжал. Губы - что нитки... воюет. Евстигней ногою дергает. Поздно явился. Где был? Не спрашивай и не соврут. Весь вечер ножи свои выглаживал, ласкал... бестолочь. А вот Еська так и не лег. Сидит на подоконнике, в небо пялится. Увидел, что смотрят и повернулся, подмигнул. Мол, вот и у нас секреты появились. Сумеем ли сохранить?
Недолго.
Гребень под подушкой чувствовался, и Щучка выкинула его на пол. Тоже дурища, гадать вздумала... на жениха... вон, муж имеется.
И нож заговоренный. Всего-то надобно, что в шею воткнуть, в то место, которое ей старых Берзень показывал, чтобы перерубилась жила кровяная. Тогда уж не спасут...
...в постель уложить.
Мужики до этого дела охочие, ей ли не знать. Видела, в дурном доме, как шалеют от голых сисек да вина... и этот ничем не лушче.
Читать дальше