Дмитрий Колотилин - Шахматы Богов

Впервые ему удалось превозмочь человеческую слабость, которая ранее неоднократно подвергала опасности, ввергая из-за истощения жизненных сил в забытье и оставляя на краю жизни. Он ощущал, как тело освобождалось от прежних бренных оков и лишалось внушенных тому запретов. В следующий раз он сможет сделать чуть больше, и каждый новый шанс позволит увеличить пределы его возможностей. Эта уверенность заставляла идти вперед и не задумываться ни о чем-либо, кроме своих возможностей. Русберг чувствовал каждую частицу тела, рождавшуюся заново, лишаемую оков бренности. Мрак был яснее дня, внутренний жар благостно расплывался по перерожденным частицам, впитывая силу шахт впитавших в себя бесчисленные смерти. Именно это ощущение силы, исторгаемой телом при смерти, будь то растение, животное или разумное существо, именно эта оседающая, впитывающаяся в неживое и таящаяся веками сила привлекла его. Он ощутил каждую смерть, случившуюся некогда здесь, почувствовал силу посмертия. Столько воинов покоится под этими каменными сводами, столько некогда живших нашли свое погребение в чертогах, ставших для их сущностей тюрьмой, что вся их собранная воедино мощь способна сокрушать не то что богов, миры падут перед единой силой умерших. Пронизывающими волнами били их призывы, голоса давно умерших прорывались сквозь монолитные заслоны. Он шел и слушал, внимал каждому слову, принимал их, и те говорили, учили, делились.

Сиригал не оборачивался, идя впереди и ощущая, как горы содрогались где-то там наверху, как волновались потоки бытия и времени от вмешавшейся в их неведомое течение силы. Он знал, что с ним теперь будет и рад, все в мире проходит гораздо быстрее, но это и лучше, быть может он еще успеет что-нибудь сделать. Шаги позади его становились увереннее и тяжелее, хотя их было уже невозможно уловить, Сиригал просто знал это. Он теперь был уверен, что поверженная тварь вскоре уже бы не справилась с тем, кого когда-то звали иначе, и это имя ввергало в страх не только смертных. Но все это уже не имело значения, прошлым жить самоубийственно. Времена изменились, боги иные, люди другие, а мир уже не новорожденный, а престарелый.

Русберг догнал ушедшего вперед Сиригала и стоявшего неподвижно.

— Началась, — он еле слышно произнес, ноздри надулись, жадно вдыхая воздух.

— Война, — североса всегда радовало сие событие, он как никто другой ощущал зарождение войны, будучи далеко за дни конного пути подобно волкам, чувствующим свою жертву.

Тлен рождающейся войны распространялся быстрее ветра. Еще не поднялись в небеса новые столпы мертвого дыма, но уже ощущалась нависшая над миром пелена трупного смрада будущих полей сражений. Рожденные в войне ощущали присутствие незримых знамен, за которыми пойдут собиратели душ, опустошающие мир, лишающие его жизни. Война началась, хотя еще и не обратила города в пепелища, не поглотила локальные междоусобицы, не объединила былых врагов. Но это вопрос времени, которого с каждым мгновением оставалось все меньше.

Шахта лишь иногда сворачивала в сторону, но вскоре возвращалась на обратное направление. Все стены гладкие, местами покрытые трещинами, иногда встречались древние рисунки и заваленные проходы с явными следами умышленного завала, попросту запечатанные дополнительной кладкой из монолитных блоков, весящих на вид достаточно много. Каждый такой блок был также исписан, рядом с ними чувствовалась гнетущая сила, лишающая любых помыслов дотронуться и тем более разобрать завал. Внутри шахты оказалось намного теплее, ледяные оковы оставались далеко позади у самого входа. Чем дальше вглубь они продвигались, тем сильнее прогревался воздух. Вода внутрь пробиться не могла, скорее всего монолитные пласты горы не позволяли протиснуться тончайшим струйкам, способным впоследствии подточить неприступную породу и в итоге победить, образовав потоки водной массы, разрушающей горы изнутри.

Русберг отстраненно следовал за Сиригалом, их молчаливое путешествие наполнялось многократным отражением звуков шагов от стен шахты. Создавалось ощущение присутствия кого-то другого, идущего то ли следом, то ли впереди, и иллюзия была настолько сильна, что у обычного смертного мог бы помутнеть рассудок.

Спустя бесконечно долгое время, измеренное лигами шагов, впереди, разгоняя мрак, мелькнул свет, точнее точка, источающая его. При приближении мрак отступал все сильнее, не в силах противостоять свету, с непривычки сначала немного ослепившему, заставляя прищуриться. Ровные стены сменились на обрушенные за время, повстречались кости нескольких старателей, решивших попытать счастья. Прогнившие подпорки покрылись древесным грибом, съедающим остатки древесины, и вода здесь текла мелкими струйками прямо из трещин в потолке.