Вадим Булычев: Капитан Брамы

— Вот и пробуждаются всякие спящие аномальные зоны, как вулканы… Интересная, конечно, теория. Но я практик.

— Тогда еще один вопрос, — сказал я, — что все-таки произошло с этим иеромонахом Василием?

— Никто толком не знает, — вздохнул отец Иван. — Пропал куда-то. Лично я думаю, что просто тихо сбежал. Наверное, крыша у человека поехала от одиночного сидения в дыре. Да и искушения всякие. Вообще, для молодого монаха ведь это смерть, когда из монастыря вырывают и вот в такую дыру засовывают…

— Слушай, а почему ты так уверен, что этот Василий сбежал. А вдруг его того… Понимаешь?

— Не совсем.

— Ну, вдруг там, под вывеской тех же иеговистов, особо опасная оккультная секта. Места-то ведь глухие. А священников сейчас довольно часто убивают. Всякие сатанисты.

— То есть, — отец Иван сморщил лоб, — ты хочешь сказать, что нашего иеромонаха убили?

— Ага.

— И в землю закопали, и надпись написали?

— Нет, ты подожди шутить. Ты все-таки, подумай. В наше время ничего исключать нельзя.

— Ладно, — нехотя согласился отец Иван. — Завтра же посетим Красный Кут. Может что-то и прояснится… Ну а так, друг мой, основное я до тебя довел. Вот.

И отец Иван надолго замолчал. Молчал и я.

На нашей маленькой кухне повисла тишина, наподобие той, что я пережил в степи. Только здесь она была еще глубже, еще ощутимее.

В этой тишине отчетливо, выпукло слышалось, как где-то далеко лает местная собака, а совсем рядом скрипит калитка, и в отдалении, только в другой стороне, гогочут гуси. И весь этот нехитрый набор звуков на фоне потрясающего, пронзительного безмолвия — вселенского, невыразимого человеческим языком.

Сидеть бы так и сидеть; молча наблюдать, как первые вечерние сумерки незаметно ползут со стороны полутемного коридора, и ни о чем не думать (особенно о завтрашнем походе в загадочный Красный Кут и обо всех тех аномальных неприятностях, что нас неизбежно подстерегают).

Просидеть бы так все отпущенное нам на Красный Кут время. И только благоговейно слушать, как лает где-то собака, скрипит под порывами ветра калитка, гогочут гуси. И пусть бы в этом заключалась вся наша миссия. Сидеть и слушать тишину.

Иеромонах Василий стоял в большом пятне света. Холодный мрак просторной пещеры сгущался вокруг пятна. Свет падал откуда-то сверху, но вот откуда именно, он так и не мог понять. Сколько не пытался.

Свет падал не только на отца Василия, но и на большое каменное возвышение, перед которым тот стоял. Каменное возвышение, ровной четырехугольной формы, казалось большой могильной плитой. Но это была не могила, это был самый настоящий церковный алтарь. И на нем, как и положено, лежал свернутый Антиминс [4] Антими́нс (греч. άντι — вместо и лат. mensa — стол) — в Православии плат с зашитыми частицами мощей христианских святых и надписанием епископа. Антиминс — необходимая принадлежность для совершения полной Литургии. Освящается по особому чину только епископом. Обычно четырёхугольный, из шёлковой или льняной материи. На современных Антиминсах изображаются положение во гроб Иисуса Христа после снятия с Креста и четыре евангелиста. Находится на Престоле сложенным (когда не совершается Литургия) и завёрнутым в шёлковый плат, называемый Илитоном. Илитон напоминает суда́рь — плат, которым была обвита голова Спасителя во гробе. На Антиминс сверху кладётся напрестольное Евангелие, а к самому Антиминсу прилагается круглая губка для отирания Дискоса, чтобы на нём не оставалось ни крошки Тела Христова. (Материал из Википедии). . Рядом стояла Причастная Чаша [5] Причастная Чаша (Поти́р, от др. — греч. ποτήρ, «чаша, кубок») — сосуд для христианского богослужения, применяемый при освящении вина и принятии причастия. Потир — образ чаши, переданной Христом на Тайной вечере своим ученикам: «Пейте от неё все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф.26:27–28). (Материал из Википедии). . Лежало Евангелие.

На торцевой части плиты-алтаря были выдолблены загадочные фигурки рыбок. Символ начала и конца земной церкви. Так отцу Василию сказал ангел последних времен.

Иеромонах Василий смотрел на каменный алтарь и размышлял о современных коммуникациях:

Да, современные коммуникации ему нужны. А их не будет без этого бесовского электричества. Как он вначале обрадовался: будем, словно древние отцы церкви, при свечах и лучине. А теперь что?

Теперь он чувствует себя довольно беспомощно, без электричества и Интернета. Компьютер имеется, Виктор приволок, но что от него толку, без света. А будет свет, заработает ли Интернет, пусть даже самый беспроводной, в этой дикой аномальной зоне — это очень большой вопрос.