Святослав Логинов - Многорукий бог далайна

– Госпожа тукка, неужто это вы? Заметьте – вы выросли такой огромной, потому что я день и ночь охранял ваш покой. Ведь вы позволите вашему ничтожномуслуге идти домой? Или вы хотите, чтобы я ещё послужил вам?

Уж и не знаю, что ответил гвааранз, но домой храбрый Ёсаар всё ещё не вернулся. Надо полагать – занят по службе.

Чаарлах замолк и выжидающе посмотрел на Моэртала. Тот привычно помолчал и затем произнёс:

– Значит, по-твоему, не я, а меня схватили.

– Что вы, блистающий одонт! – запротестовал старик. – Я в этой истории тукка. Моё дело – быть съеденным, коли не сумел унести ноги. А кто тут гвааранз – это вам судить.

– Разберёмся, – пообещал наместник. – Но и ты думай. Даже если ты не тот, за кого тебя принимают, всё равно ты знаешь больше, чем говоришь.

Моэртал повернулся к Шоорану и резко спросил:

– Кто такой Ёсаар? Я где-то слышал это имя.

– Это мой напарник, – ответил Шооран, тоже удивлённый, откуда сказитель знает имя тюремщика. – Он стоит за дверью.

– Сменить, – приказал одонт, – и доставить ко мне. С ним тоже не всё ясно.

– Трудно разбирать след жирха, – посочувствовал пленник.

Моэртал, не ответив, вышел. Шооран вышел следом и наложил на дверь засов. Перепуганный Ёсаар, оставив пику, засеменил следом за наместником. Шооран остался на посту. Два часа он отстоял неподвижно, навытяжку, словно перед взором сияющего вана. Ни разу даже не отодвинул пластину, прикрывающую окошечко, – боялся встретить понимающий взгляд Чаарлаха. Через два часа пришёл смертельно недовольный назначением Турчин и сменил Шоорана. Теперь впереди было два часа, которые надо использовать с наибольшей пользой.

Шооран поспешил к дому.

Яавдай, как всегда, возилась по хозяйству, в комнате пряно пахло вымоченным в вине мясом.

– Обед ещё не готов, – виновато произнесла Яавдай.

Шооран подошёл ближе. Он как-то вдруг ясно увидел то, что старался рассмотреть все эти недели, – у Яавдай будет ребёнок. Но именно в эту минуту долгожданное открытие не радовало.

– Нам надо уходить, – произнёс Шооран.

Яавдай ничего не ответила, лишь кивнула послушно.

– Ты, наверное, не поняла, – сказал Шооран. – Я совершил… точнее, совершу, но можно считать, уже совершил такое… короче, меня объявят преступником. Нам надо бежать отсюда. За своих не бойся, Яавдал уже большой. Мне сейчас надо идти, а ты собери самое нужное и жди меня через час на мокром оройхоне у второго суурь-тэсэга.

– Я поняла, – тихо сказала Яавдай.

Шооран подошёл ближе, коснулся ладонями её волос.

– Прости меня, – попросил он. – Я понимаю, что это не вовремя, но беда никогда не приходит вовремя.

– Ничего, – сказала Яавдай. – Это даже к лучшему.

Шооран вернулся в темницу, сменил злого на весь свет Турчина. С трудом дождавшись, когда тот уйдёт, открыл дверь камеры. Казалось, Чаарлах спал, но, едва дверь скрипнула, он сел, без малейшего удивления глядя на Шоорана.

– Вот, – Шооран протянул старый плащ Ёсаара и его пику. – Я выведу тебя отсюда.

Чаарлах накинул на плечи плащ, ловко, словно ничего другого и не носил, надвинул на брови глубокий шлем, принял пику. Уходя, Шооран аккуратно притворил дверь. Возле выхода из алдан-шавара тоже стоял цэрэг. Он лениво скользнул взглядом по знакомым фигурам.

– Что, тюремщики, взгрел вас одонт?

– Как на аваре, – проскрипел Чаарлах.

Беглецы неспешно прошли мимо охраны и, всё ускоряя шаг, направились к недалёкому мокрому оройхону. Возле второго суурь-тэсэга никого не было. Может быть, они пришли слишком рано? Шооран глянул на начинающие розоветь облака. Нет, прошло уже больше часа.

– Отец, – сказал Шооран, – обожди меня немного, мне надо встретить ещё одного человека.

Чаарлах, подстелив полу плаща, уселся на ноздреватый валун.

– Стоит ли тревожиться из-за меня? – спросил он. – Беги по своим делам, а я пойду потихоньку. Спасибо тебе, но ты зря так много беспокоишься из-за полоумного сказочника. Признаюсь – я не илбэч. И я ничего не знаю об илбэче. Тогда вечером, поняв, что происходит, я нарочно закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Ведь я болтун, и мне лучше не знать чужих тайн. Так что ты зря вытаскивал меня из этого пересохшего шавара.

– Мне нет дела до илбэча, – сказал Шооран. – Я выручал сказителя.

– Я тоже. Если бы вместо тебя пришёл кто-то другой, я бы остался в подземелье. Одонт скоро понял бы, что изловил не того, и выгнал бы меня в шею. Но с тобой я ушёл, потому что тебе не надо быть цэрэгом. У тебя не те поступки, не те слова, не те глаза. Ты умеешь думать, а это вредно для цэрэга. Я видел – ты храбр, а такие долго не живут. И даже выжив, кем бы ты стал? Посмотри на Киирмона: его единственная радость – чаша с вином, в которой он старается утопить себя самого…