– Я ухожу по делам, но скоро вернусь, – и быстро ушёл.
Пробираясь краем мокрого оройхона, он увидел, как по поребрику с важным видом шагает Маканый с Бутай на руках, а следом идёт Яавдай. Покалеченную руку она прятала в пройме жанча, и Шооран увидел лишь лицо, густо испещрённое точками от сгоревшего харваха.
Шооран проводил их взглядом и, когда они скрылись, пошёл дальше, уже не прячась и не останавливаясь.
* * *
Ну, вот и всё. Переделаны дела, розданы долги. Хотя у него никогда не было долгов – сначала никто не давал, потом он сам не брал. И всё же долги отданы. Даже на границе он отстоял свой срок до последней минуты, не убежал, как Шооран, на час раньше. А потом пошёл и выполнил просьбу Шоорана – поселил женщину с ребёнком на освободившейся земле. Сначала хотел на выбор предложить им два участка, но потом решил, что Шоорану будет приятнее, если сушильщицу поселят на его земле. Любит Шооран сушильщиков… хотя это как раз понятно – память о матери. А может быть, это и в самом деле та женщина, девчонка-то словно слита с Шоорана, родство не скроешь. Но тогда получается, что женщина появилась в тот самый день и чуть ли не в тот час, когда Шооран решил бежать. Хотя не всё ли равно, отчего бежит Шооран? Даже если он не знает о вчерашних событиях, всё равно ничего не меняется.
Вчера к Маканому пришёл гонец с северной границы. То есть, конечно, не гонец, кто такой Маканый, чтобы посылать к нему гонцов? Прибежал просто «свой человек», сидящий на северной границе на случай всяческих неожиданностей. На этот раз неожиданность была страшной, хотя посланник думал, что сообщает рядовое, хотя и неприятное известие. Цэрэги добрых братьев попытались проникнуть в страну. Затея была лишена всякого смысла: первая настоящая земля лежала в четырёх оройхонах от границы, а до этого тянулась лишь сухая полоса, легкопроходимая, но почти не заселённая, не имеющая для грабителей никакой ценности. Зато остановить здесь врагов, даже если бы они прорвались через границу, можно было дюжину дюжин раз. Но в эту попытку цэрэги не дошли даже до сухой полосы. Напоролись на ухэры, когда-то для них и делавшиеся, и удрали, потеряв пять человек. А у защитников погиб всего один. Этого одного звали Куюг.
Угрюмый каторжник и на новом месте продолжал жить на особицу. Он не обзавёлся семьёй, не стал получать землю, и вообще, если бы не палатка, стоящая на сухой полосе в опасной близости от аваров, можно было бы сказать, что и в стране изгоев есть свой изгой. Время от времени Куюг переселялся на один из цветущих оройхонов в палатку какой-нибудь одинокой женщины, жил там неделю, а то и месяц, работал на поле, поправлял хозяйство, сам округлялся от ласковой жизни и сытных харчей, а потом, не сказав ни слова, беспричинно уходил в тот самый день, когда случайная жена начинала думать, что одиночество кончилось.
Единственное, к чему Куюг относился ответственно, были дежурства на границе. Стоя на самой кромке огненного болота, Куюг вглядывался в задымленное пространство, и, если там появлялись фигуры с копьями, лицо Куюга озарялось радостью, и два тяжёлых, из подлинного камня, кистеня начинали с гудением вращаться на длинных ремнях. Цэрэги отходили, не приняв боя, и даже пальнуть им вдогонку Куюг не имел права, потому что в счастливой стране никто не хотел быть сушильщиком и харваха не хватало. В конце концов добрые братья решили, что ухэры вовсе не заряжены, и попёрли прямиком. Троих убило выстрелом, двоим расколол головы Куюг, нетерпеливо выскочивший навстречу врагу.
Но даже имея два кистеня, нельзя сражаться в одиночку, особенно если в руках противника точно такое же оружие.
Товарищи вынесли на сухое убитого Куюга, потом молодой воин побежал докладывать Суваргу о нападении, а вернее, о том, что пришлось стрелять. Посланный не поленился пробежать пару лишних оройхонов, чтобы рассказать обо всём Маканому. Так Маканый узнал, что из бывших чудотворцев в живых осталось двое.
Любой человек, вздумавший искать илбэча, должен был бы выбирать одного из четверых: Маканого, Шоорана, Куюга или исчезнувшего Коайхана. Каждый из них был странным человеком и вполне мог оказаться илбэчем. Шоорану и Куюгу приходилось выбирать из трёх: они верили, что Коайхан жив и где-то прячется. У Маканого оставалось два варианта. И если завтра на побережье родится новая земля, то выбирать будет уже не из кого – Маканый будет знать, а это смерть для илбэча. А если илбэч погиб вчера в сражении, то стоит ли тогда жить?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу