Виктория Авеярд - Стеклянный меч [litres]

«Я сделаю что угодно, чтобы сохранить ему жизнь. Лишь бы он был со мной. Лишь бы не остаться одной».

Никогда еще моя молния не была такой слабой и одинокой. Искры медленно гаснут, как биение умирающего сердца.

– Мне есть что предложить, – хрипло выговариваю я.

– Да? – Мэйвен подходит, и от его близости я покрываюсь мурашками. – Ну так говори.

И снова хватка слабеет. Но сильнорук упирает большой палец в артерию у меня на горле – это недвусмысленная угроза.

– Я буду драться с тобой насмерть, – произношу я. – Мы все будем драться – и умрем в бою. Может, даже прихватим тебя с собой, как твою мать.

У Мэйвена вздрагивают веки – больше ничем он не выдает боль.

– За это ты будешь наказана, помяни мое слово.

Палец сильнорука послушно нажимает сильнее, оставив внушительный синяк. Но Мэйвен имеет в виду нечто совсем другое. То, что он придумал для нас, будет хуже, гораздо хуже.

Прутья на запястьях Кэла алеют, светясь от жара. В полуприкрытых глазах отражается свет звезд; сдерживая дыхание, он наблюдает за мной. «Пожалуйста, лежи спокойно, позволь мне сделать то, что я должна. Спасти тебя, как ты много раз спасал меня».

Килорн, лежа рядом с ним, замирает. Он знает меня лучше, чем кто-либо, и сразу понимает, о чем речь. Сжав зубы, он медленно перекатывает голову с боку на бок.

– Отпусти их, подари им жизнь, – шепотом прошу я.

Хватка сильнорука напоминает цепь. Я живо представляю, как она ползет, словно железная змея, сантиметр за сантиметром, обвивая мое тело.

– Мэра, кажется, тебе непонятно слово «сделка», – насмешливо отвечает Мэйвен, подходя еще ближе. – Ты должна дать что-то мне.

«Я не вернусь к нему. Ни за что», – сказала я однажды Кэлу, когда пережила встречу с сонаром, и он все понял.

«Сдавайся», – написал Мэйвен, умоляя меня вернуться.

– Мы не будем драться. Я не буду драться.

Сильнорук разжимает пальцы, и мои стены рушатся. Я опускаю голову, не в силах поднять глаза. Как будто кланяюсь. «Мы заключим сделку».

– Отпусти остальных – и я стану твоей пленницей. Я сдамся. Вернусь.

Я рассматриваю свои руки, лежащие на земле. Их леденит знакомый зимний холод. Он отзывается в сердце, в пустоте, которая его наполнила. Теплая рука Мэйвена берет меня за подбородок, болезненно обжигая. Он осмелился прикоснуться ко мне – это более чем ясный намек. Он не боится девочки-молнии, ну или, во всяком случае, хочет показать, что не боится. Он заставляет меня взглянуть на него, но я не вижу мальчика, каким он был когда-то. Осталась только тьма.

– Мэра, не надо, не делай глупостей!

Я едва слышу умоляющий крик Килорна. Шум в моей голове так громок и мучителен. Это не шипение электричества, а что-то другое – внутри меня. Мои собственные нервы, вопящие в знак протеста. Но в то же время я ощущаю извращенное болезненное облегчение. Столько жертв было принесено ради моего дела и моего выбора. Я должна, в свою очередь, сделать то же самое и принять наказание, которое припасла для меня судьба – это справедливо.

Мэйвен все прекрасно понимает – он ищет ложь, которой нет. И я тоже. Несмотря на гордую осанку, он боится того, что я сотворила. Боится слов девочки-молнии и эффекта, который они производят. Он пришел сюда, чтобы убить меня, положить в могилу. Однако он получил трофей получше. И я добровольно отдаю его Мэйвену. Он по натуре предатель, но от такой сделки не откажется, я это вижу. Он желает заполучить меня – и сделает что угодно, чтобы вновь взять в руки поводок.

Килорн бьется в оковах, но тщетно.

– Кэл, сделай что-нибудь! – кричит он, гневно обращаясь к лежащему рядом принцу. Их оковы звонко лязгают друг о друга. – Не отпускай ее!

Я не в силах на него смотреть. Пусть он запомнит меня другой. Твердо стоящей на ногах, не утратившей контроля. Только не такой.

– Ну, договорились? – Я, как нищенка, умоляю, чтобы Мэйвен отворил мне свою позолоченную клетку. – Ты человек слóва?

Мэйвен, стоя надо мной, улыбается, услышав из моих уст свои же слова. Зубы у него сверкают.

Остальные кричат, гремя железом. Но я ничего не слышу. Мой слух закрыт для всего, кроме сделки, которую я готова заключить. Наверное, Джон знал, что так будет.

Рука Мэйвена касается моего горла. Он слегка сжимает пальцы. Легче, чем сильнорук, но намного болезненнее.

– Договорились.

Дни проходят. По крайней мере, мне кажется, что дни. Большую часть времени я провожу в слепоте и глухоте, подчиняясь сонару. Теперь уже не так больно. Мои тюремщики довели так называемую дозировку до совершенства, удерживая меня без сознания, но не причиняя нестерпимой боли. Каждый раз, когда я выхожу из этого состояния и начинаю видеть людей в белых халатах, они поворачивают выключатель, и прибор снова оживает. Насекомое проникает в мой мозг и щелкает, неумолчно щелкает. Иногда меня как будто что-то тянет из темноты, однако не настолько явно, чтобы полностью очнуться. Иногда я слышу голос Мэйвена. Тогда белая тюрьма становится черно-красной, и оба цвета нестерпимо ярки.