Марина Суржевская - Живое

Я не Ардена Левингстон, богатая и подлая аристократка.

Я не Дождь, девочка из приюта на краю Дурдена.

Я — Вивьен Джой.

Нищенка, обманщица, нечаянная пособница ренегатов. Я не знаю, кем были мои родители, не знаю, сказал ли Верховный правду о моей матери. И была ли женщина с портрета моей матерью? Я потеряла свое сердце, друзей, и даже себя. Я совершила страшные ошибки. Я запуталась в паутине лжи и предательств.

Но я готова начать сначала. Я все еще верю в лучшее.

Я — Вивьен Джой. И сегодня я сделаю первый шаг навстречу новому будущему.

Я так много времени провел во тьме, что осела пыль моего мира, разрушенного до основания.

Я так много времени провел во тьме, что сросся с нею. И забыл свет.

Когда я открыл глаза, то увидел ее — тьму. И она была живой. Она двигалась и дышала. Пульсирующее голубое мерцание плесени освещало каменные стены и низкий сырой потолок — подземный лабиринт Двериндариума. Я медленно оперся на локти, всмотрелся.

Рядом со мной двигались темные силуэты. Они сплетались и распадались, словно черви в банке. И заметив мое движение, силуэты склонились надо мной.

— Кто вы?

Вопросов было много, и этот — не главный. Но я задал его.

Глаза привыкли к полумраку, и я стал видеть в тенях различия. Первое ничто было отвратительно уродливым. Чудовище с изломанным гниющим телом и сотнями пауков, ползающих по нему.

— Ты больше не испытаешь страх… — сказало оно и рассмеялось гниющим беззубым ртом. — Но его испытают другие.

Вторая фигура пылала, словно огонь. Черное тело менялось, оплывало, рассыпалось искрами, собиралось снова. У него были рога и хвост, обнаженное тело рваными лохмотьями прикрывал пепел. Лицо казалось то невероятно прекрасным, то невыносимо отвратительным. То мужским, то женским, то звериным. То всем одновременно. И голос этого ничто опалял меня изнутри.

— Ты больше не испытаешь ярость. Но ее испытают другие.

Третий силуэт приблизился, танцуя. Гибкое, грациозное, губительное. У ничто была лисья морда и змеиные повадки. Тело покрывали вороньи перья.

— Ты больше не испытаешь боль, — прошептало оно, касаясь перьями моей щеки. — Но ее испытают другие…

У четвертой вместо лица был обглоданный череп, а вместо рук — загнутые ножи. Ее волосы венчала корона из костей и звезд, а костлявое тело обвивали мерцающие шелка. Она молча прикоснулась к моим губам ледяным поцелуем.

Я решил, что никогда не стану называть ее имени.

Я снова закрыл глаза.

Страх, Ярость, Боль и Безымянная.

Тени.

Те, которые я призвал. Напоил своей жизнью. Мой Дар.

Очень медленно я положил руку на грудь. Туда, где тело еще помнило боль удара. Сталь, легко разрезавшую кожу и мышцы, пробившую их насквозь. Раны не было. Пальцы нащупали тонкий шрам — все, что осталось от смертельного удара. Медальон, который я когда-то нашел, оказался не пустышкой. А исцелением от смертельной раны.

Вот только вместе с ножом мое тело приняло новый Дар. Или Дары?

Сталь, деревянная рукоять и веревка оплетки. Память запечатлела нож в мельчайших подробностях.

Даже пять Даров было слишком много.

Шатаясь, я поднялся. Тени кружили вокруг, свиваясь, сплетаясь, танцуя и смеясь. Касались меня бархатными пальцами, холодными губами, зубами и перьями. Приветствовали меня. Ждали. Торопили.

Порождения темной стороны. Исчадия Бездны. То, что не должно существовать в этом мире. То, чего никогда в нем не было. То, что я воплотил…

Я ощущал их своей кожей и стылой кровью.

— Они все тебе врали, — шептала Боль. — Все врали… Везде ложь. Твой отец врал — и потому погибла твоя мать… Верховный февр врал и прикрывал свои преступления… Леди Куартис врала… Малый Совет… Вивьен…

— Заткнись!

— Она тоже врала… Больше всех… Столько лжи… Все врали…

— Ложь… Ложь… Только ложь. Ничего настоящего…

— Притворство…

— Убить… убить…

Я закрывал глаза. Облизывал сухие, потрескавшиеся губы.

Ложь. Я ненавижу ее.

Мир стал бы лучше, если бы каждое слово и обещание выжигало на коже клеймо. Или стягивало горло удавкой.

Мир стал бы лучше, а люди научились не врать.

Или вымерли.

— Скорее… Скорее… — торопили мои спутники. Распадались нитями тьмы, собирались снова. — Иди, иди! Рвать… Пылать… Убивать… Дай нам всех. Дай, дай, дай…

Спотыкаясь и скользя руками по влажным стенам, я пошел. Сначала медленно. Потом — быстрее. Тени стонали и выли. Еще, еще…

Но меня это совсем не трогало.