Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

Ангве как будто дали под дых.

– Не так уж важно? – переспросила она.

– Ну, было бы славно, конечно, но сильно переживать я из-за этого не стану.

– Не станешь?

– Нет, конечно. Определенно не стану. У тебя полно своих дел. И хорошо. Я просто думал, вдвоем будет интереснее. Но ладно, сделаю все сам.

– Что? Как ты… – Ангва осеклась. – Моркоу, ты вообще о чем?

– О Музее гномьего хлеба. Я обещал сестре господина Хопкинсона, что помогу привести его в порядок. Ну, знаешь, обустроить там все как следует. Она не слишком состоятельная, и я подумал, что музей может ей принести какие-никакие деньги. Между нами говоря, там есть кое-какие экспонаты, которые можно было бы подать более выигрышно, но, боюсь, господин Хопкинсон отмахивался от советов. Уверен, гномы валом повалили бы в этот музей, если бы о нем услышали. И, конечно, в городе хватает молодежи, которой не мешало бы побольше узнать о славном наследии предков. Тут отскрести, там подкрасить – и даже самые старые горбушки станут как новые. Я был бы не прочь потратить на это пару выходных. Я просто думал, что это тебя приободрит, но я отдаю себе отчет, что гномий хлеб не каждому по вкусу…

Ангва устремила на него взгляд, который люди часто устремляли на Моркоу: она отчаянно выискивала в его лице хотя бы самый отдаленный намек на шутку. На то, что это какой-то затянувшийся розыгрыш. Она всем своим естеством чувствовала, что он шутит, не может не шутить, но ни одна черточка этого не выдавала.

– Да, – слабым голосом проговорила она, все еще отчаянно вглядываясь в его лицо, – думаю, это настоящая золотая жила.

– Музеям сейчас надо прилагать много усилий, чтобы заинтересовать посетителей. Кстати, я там нашел целую коллекцию партизанских пышек, даже не занесенную в каталог, – сказал Моркоу. – И несколько ранних образцов защитных рогаликов.

– Ну и ну, – сказала Ангва. – Может, нам повесить над дверью растяжку «Познакомьтесь с гномьим хлебом»?

– Не думаю, что гномов это привлечет, – отозвался Моркоу, не заметив сарказма. – Знакомство с гномьим хлебом обычно оказывается очень коротким. Но, я смотрю, ты тоже загорелась идеей!

«Мне все равно придется уйти, – подумала Ангва, шагая рядом с ним по улице. – Рано или поздно он убедится, что у нас ничего не выйдет. Вервольфы и люди… нам обоим есть что терять. Рано или поздно придется его оставить».

Но пускай это случится завтра, а не сегодня.

– Вернуть тебе платья? – послышался сзади голос Шелли.

– Ну, разве что парочку, – сказала Ангва.

Вскоре после этого он вусмерть напился, и его обманом завлекли на торговое судно, направляющееся в далекие дивные края, где он встретил множество юных девиц, не слишком обремененных одеждой. Позже он скончался, наступив тигру на хвост. Недаром говорят: делай добро и бросай его в воду!

То есть на такую, которая позволяет отрастить кому-нибудь три лишние ноги, а потом взорвать все это к чертям.

За городской ратушей.

Потому что в Анк-Морпорке нет городской ратуши.

Чан с дрожжами.

Командор Ваймс, с другой стороны, ратовал за то, чтобы преступников приговаривали к высшей мере наказания. То есть находили крышу повыше и привязывали их к громоотводу.

Констебль Посети происходил из Омнии. Жители этой страны издревле считали, что самый эффективный способ обращать народы в свою религию – подвергать неверных огню и мечу. Со временем Омния стала куда более цивилизованным государством, но омнийцы несли свет истины все так же рьяно и неутомимо – изменились только способы. Констебль Посети проводил свободное время в компании своего собрата по вере, Срази-Сомневающихся-Убедительными-Доводами: вместе они ходили от двери к двери и заставляли жителей прятаться за мебелью.

Особенно Детрит преуспел в допросах подозреваемых. У него в арсенале было три типа вопросов: прямой («Ты это сделал?»), настойчивый («Уверен, что не ты?») и с подвохом («Это ведь ты сделал, правда?»). Хотя это были не самые изощренные вопросы на свете, талант Детрита заключался в том, что он мог терпеливо задавать их часами, пока не получал нужный ответ, который обычно звучал примерно так: «Да! Да! Я это сделал! Я! А теперь объясни, пожалуйста, что именно я сделал!»

Широко распространенный и живучий миф гласит, что люди, изобретающие орудия убийства, в конце концов от них и погибают. На деле же подтверждений этому почти нет. Полковника Шрапнеля не разорвало на части, месье Гильотин умер с головой на плечах, полковника Гатлинга не застрелили из пулемета. Если бы сэра Вильяма Тупоконечника, изобретателя дубинки и кастета, не убили в темном переулке, этот слух вообще бы не родился.