– Я чувствую их мысли – каждого из них, – сказал Ураган. – Даже этих двоих.
– Ага.
– Геслер, эти Ве’гаты тебе не уродливые лошади – они умны. Это мы по сравнению с ними два битюга.
– Ага, и нам ими командовать. Матрона явно что-то напутала.
Ураган покачал головой.
– Чего уж теперь спорить. Единственная дочь сказала мне…
– Да-да, мне тоже. Хренов переворот. Думаю, те убийцы решили – и не без оснований, – что мы бесполезны. Мы и Калит. Ураган, я могу дотянуться до каждого из них, смотреть их глазами. Любого, кроме Гунт Мах.
– Да, она возвела толстые стены. Интересно, зачем. Слушай, Гес, я вообще не представляю, что должен делать Кованый Щит.
– Быть огромной ямой, куда все будут истекать кровью. Странно, что в твоих снах этого не было. Однако в бою я хочу, чтобы ты лично командовал солдатами Ве’гат…
– Я? А ты?
– А я возьму на себя охотников К’елль. Благодаря своей скорости они станут самой смертоносной силой на поле боя.
– Какая-то идиотская война, Гес. Неужели в мире не хватит места и длиннохвостым, и короткохвостым? Идиотизм. Их же и так почти не осталось. Словно два скорпиона бьются насмерть за пядь песка, хотя пустыня величиной с целый материк.
– Рабы вырвались на свободу, – сказал Геслер. – Ненависть, копившаяся несколько сотен поколений, требует выхода. Они не успокоятся, пока не разорвут в клочья последнего че’малля.
– А что потом?
Геслер посмотрел другу в глаза.
– Вот это-то меня и тревожит.
– Хочешь сказать, мы следующие?
– А почему нет? Что им помешает? Они плодятся как гребаные муравьи. Опустошают целые Пути. Нижние боги, они убивают драконов . Слушай, Ураган, это наш шанс. Мы должны остановить этих на’руков. Не ради че’маллей – мне на них глубоко плевать, – ради всех остальных.
Ураган оглянулся на собравшихся вокруг ящеров.
– Они не верят, что переживут сражение.
– Да, настрой никудышный.
– Так исправь.
Геслер шумно засопел и отвернулся.
Их ожидали двое солдат Ве’гат. Спины у них были в уродливых костяных наростах, образующих высокое седло. По бокам спускалось что-то вроде удлиненных пальцев или расправленных крыльев, как у летучей мыши. Закрученный коготь внизу, видимо, выполнял роль стремени. Плечи защищены пластинчатой броней, на вытянутой вперед шее – чешуя в виде раковых шеек. Плоский череп закован в шлем, из которого торчит только пасть. Ростом оба были выше тоблакаев. Улыбки были одновременно хищными и жуткими.
Геслер повернулся к Гунт Мах.
– Единственная дочь, мне нужен последний убийца – тот, что успел сбежать.
– Мы даже не знаем, жив ли он… – вмешалась Калит.
Геслер не сводил глаз с Гунт Мах.
– Она знает. Единственная дочь, я не собираюсь сражаться, если никто не верит в победу. Хотите, чтобы мы повели че’маллей в бой, – запомните: людям неизвестно, что значит сдаваться . Мы сражаемся, даже если шансы минимальны. Мы восстаем, даже когда все, кроме сознания, заковано в цепи. Мы не отступаем, даже когда смерть – единственный выход. Да, я видел людей, смиренно кладущих голову под топор. Видел людей, которые стоят перед строем из полусотни арбалетчиков и ничего не делают. Для них смерть – это последнее орудие, которое делает их воинами ночных кошмаров. Вы меня понимаете? Я не умею вдохновлять. От убийцы, Гунт Мах, мне нужны глаза . Глаза, которыми он смотрит сверху. С его глазами я смогу победить.
Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Вы говорили, что Матрона не в состоянии родить более сотни солдат Ве’гат. Но ваша мать родила пятнадцать тысяч. Вы думаете, на’руки понимают, на что идут? Вы заполонили мою голову сценами прошлых битв и ваших бесславных поражений. Неудивительно, что вы не верите в победу. Но вы ошибаетесь. Ваша Матрона была сумасшедшей? Возможно. Да. Достаточно сумасшедшей, чтобы поверить в победу и подготовиться к ней. Вы скажете: безумная. Я скажу: безумная, но гениальная. Гунт Мах, призовите Ши’гала. Он ведь теперь ваш? Он тоже не готов сдаться и не верит в фатализм своих братьев. Призовите его.
Молчание.
Геслер не мигая смотрел прямо в глаза Единственной дочери. Как будто играешь в гляделки с крокодилом. Смотришь и не шевелишься. Пока один не сдастся. Игра холодных мыслей, если это можно назвать мыслями, – настолько холодных, что яйца норовят сжаться и спрятаться где поглубже.
В голове зазвучал ее голос.
– Смертный Меч, твои слова были услышаны. Мы подчинимся тебе. Все мы.
Читать дальше