Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 2 [litres]

И ее грудь медленно вздымается и опадает.

Ага, хорошо.

Раздался рык боли.

Она села. И увидела, как Хенар Вигульф падает на спину, а кровь хлещет из раны на груди. Приближались три на’рука.

Хенар упал у самых ног Лостары.

Она поднялась и обнажила мечи.

Хенар посмотрел на нее, и от боли, которую она увидела в его глазах, перехватило дыхание.

– Мне жаль…

– Ты будешь жить, – сказала она ему, проходя мимо. – Держись – это приказ!

Он приподнялся на локте.

– Капитан…

Она взглянула на на’руков. Уже совсем близко, только идут медленно из-за ран. А за ними появилась еще дюжина.

– Просто помни, Хенар, это я делаю не для всякого!

– Делаешь что?

Она сделала еще шаг, поднимая мечи.

– Танцую .

Все навыки вернулись, словно просто поджидали ее, поджидали, когда наступит момент, когда она проснется – возможно, в последний раз – неважно. Для тебя, Хенар. Для тебя .

Для этого и нужен Танец Тени.

Здесь.

Сейчас.

Хенар смотрел на нее, и глаза его открывались все шире.

В лиге к юго-востоку Целуй отползла от упавшего коня. Барсучья или лисья нора, или еще что. Конь дергал сломанными передними ногами, и его крик пронзал воздух.

Левая нога Целуй согнулась в четырех местах. Осколок кости прорвал легинсы. Целуй достала нож и повернулась к коню, упершись взглядом в пульсирующую жилу на шее животного.

Неважно. Они все мертвы. Даже если бы она добралась до Смертного меча и этой безумной рыжей королевы, все уже неважно.

Целуй подняла взгляд. Небо – плоть, и эта плоть гнила у нее на глазах.

Уголёк. Бадан.

Охотники за костями… адъюнкт, ты довольна? Ты их всех убила.

Ты убила всех нас.

На рассвете, едва солнце взошло на востоке, весь город – почти сто тысяч – собрался на берегу устья древней реки, впадавшей в глубокий залив. Что привело их всех сюда? Что может собрать такое множество душ в одном месте и в одном мгновении, когда сто тысяч становятся одним целым?

Они молча стояли над красными водами, что смешивались с солеными слезами залива, и смотрели, как огромная погребальная ладья занимается пламенем, ветер надувает промокший парус, а черный столп дыма уходит в небо.

Великий король Эрлитана, последний из рода Дессимбов, умер. Будущее было затянуто песком, где-то далеко набирал силу рев войны, который скоро превратится в бурю.

Они пришли сюда оплакать умершего. Они пришли сюда в поисках спасения, ведь в конечном итоге даже горе есть не что иное, как эгоистичная прихоть. Мы оплакиваем то, что от нас ушло, те миры, которые для нас отныне закрыты. Умерла великая личность, но мы не можем – не смеем – пойти за нею, так как для каждого из нас свой путь к смерти.

Погибла целая эпоха. Новая эра будет принадлежать грядущим поколениям. На рыночных прилавках гончары раскладывают миски с ликом умершего короля и сценами его славных подвигов, навеки вырванных из течения времени и замкнутых в круг, ибо таково искреннее желание той сотни тысяч.

Остановись, мгновение. Молю, чтобы этот день никогда не кончился. Молю, чтобы завтра никогда не наступало. Естественное, искреннее желание.

История тоже умирает, но ее смерть неспешна. Говорят, что часть королевского духа задержалась. И эрлитанцы каждый день собирались у дворцовых ворот, чтобы попричитать, помечтать об ином исходе, посетовать на невозможную более участь. История тоже умирает, но ее смерть неспешна.

А красный язык реки течет без конца. И королевский дух молвил: « Я вижу вас. Вижу вас всех ». Разве вы не слышите его? Прислушайтесь…

«Конец Золотого века» Тэни Бьюл

Ном Кала стояла среди других молчаливых воинов, забывших, что значит жить. Ветер трепал их истлевшие меха, полоски кожи и иссохшие патлы. Затупившееся, выщербленное оружие болталось в безвольно повисших руках. Ветер со свистом завывал в пустых глазницах. Воины напоминали древние статуи, отданные на растерзание ветрам, дождям, жаре и холоду.

В этом не было толка, и не одна Ном Кала придерживалась такого мнения. Первый Меч Онос Т’лэнн стоял, припав на одно колено, в десяти шагах, обхватив рукоять своего кремневого меча, воткнутого острием в каменистую почву. Он стоял, склонив голову, как будто перед невидимым хозяином, больше напоминавшим размытое пятно отброшенных обязательств, – пятно, видел которое только Онос Т’лэнн. Он был неподвижен уже довольно долго.

Терпение не было испытанием, и все равно Ном Кала чувствовала разброд среди родичей, ропот ужасных желаний, затаенную мстительность. Рано или поздно первые начнут уходить, отказываясь служить тому, кто имел право ими командовать. И он не станет их удерживать. Он никогда так не делал, с чего бы вдруг ему меняться…