Евгений Южин - Феникс

Ветер донес отголосок как будто детского крика, я подобрался, прислушался, но больше ничего. Послышалось. Далекая посудина окончательно скрылась за утесами, оставив океан пустым наедине с небом, понемногу наполняющимся облаками. Пятна их теней разбросались по сверкающему на солнце полотну воды кошачьим узором. Земля не отпускала — я вспомнил кошек, мысль скакнула к Ваське, нашему коту, голову заполнили воспоминания о земной жизни, о жене, дочери, привычных заботах. Позади лежит чужая планета, моя жена могущественная волшебница, мой сын наследник древнего рода, за ним охотится самая могущественная организация на планете, в глубине океана таится неведомый монстр, за горизонтом ждет затопленный храм инопланетян, а я едва не плачу, вспоминая рыжий комок шерсти, так любивший забираться ко мне под одеяло и сопеть там от счастья, намертво прикалывая своего хозяина к постели в гнутой нелепой позе.

Ана. Когда-то она была маленькой непослушной девочкой. Все изменил предсказуемый дар. Ее психику, ее тело, ее душу ломали долгие годы, вгоняя в жесткие противоестественные рамки, чтобы однажды она могла стать настоящей скелле. Но девочка не погибла, не сломалась — она лишь испуганно спряталась, забившись в далекий угол сознания и глядя оттуда испуганными глазами на ужас суровых тренировок. Там бы она и осталась, постепенно тускнея со временем, до самой смерти, но ей повезло — она встретила инопланетянина, для которого все ограничения и строгие рефлексы, навязанные муштрой, не имели значения. Магия не убивала его случайным шевелением стихии. Маленькая девочка, превратившаяся в красивую девушку, могла расслабиться и стать тем, кем было назначено ей земной природой, женщиной. Казалось бы — счастливый финал! Но годы, проведенные в интернате, никуда не исчезли. Скелле осталась скелле, лишь наедине со мной иногда превращаясь в выросшую копию озорной девчонки. Вот и сейчас — она уехала. Уехала, несмотря на карапуза, жаждущего ее любви и ласки. Конечно, все женщины так делают — жизнь не заканчивается с рождением ребенка. Но я чувствовал разницу. Я ощущал ту борьбу, которую вело между собой ее тело и ее изломанная тренировками душа. Я уже понимал, что скелле — это навсегда. Не сказать, что это меня трогало. Но внутренне мне часто хотелось ей ответить, когда я слышал упреки в недостаточной ответственности, что я инженер. И это тоже не переделаешь! Там, где поэт видит любовь, купец — выгоду, а воин — страсть, я умел видеть работу гормональной системы, наложенную на объективные материальные и социальные элементы человеческой культуры. Я даже мою тоску по коту мог объяснить холодными научными фразами. Правда, оттого, что я понимал механизм, я не переставал быть человеком. И как человек, я не мог не сунуть свой любопытный нос туда, где все густо намазано тайной и загадками!

Я отвернулся от океана. Но небо никуда не делось, наливаясь синевой позади. Я принял решение — улетаю. Конечно, я вернусь, и не раз. Но мой настоящий путь незримо ведет меня в неизвестность. И если не пройти по нему, то никогда и не узнаешь — куда. Порыв ветра толкнул меня в спину, подбивая отброшенный капюшон. Я поправил непослушную одежду, но это не помогло — ветер опять толкнул меня. Ладно! Пойду посмотрю, как там сохнет остекление.

Привычно гудит под набегающим потоком воздуха обшивка. Проносится бесконечным ковром разноцветный лес внизу, изредка прерываясь извивами поблескивающих рек и ручьев. Облака над головой совсем рядом и уже окончательно скрыли солнце — Облачный край все ближе. Туманные отростки иногда лижут корпус самолета, но тот пролетает мимо безразличной серебристой каплей. Еще немного, пара часов полета, и лесная равнина вспучится, взбугрится невысокими холмами, окружавшими скалистую границу страны орешка.

Почти два дня в полете, пусть и с посадками и с ночевкой. Но два дня сидения в не самом удобном кресле — это тяжело. Стыдно признаться, но я наслаждался этим. Ни тебе телефонов, звонков, встреч, разговоров — только полет, гул ветра, приборы и земная музыка из планшета. Я как будто вырвался на свободу! Наверное, то же самое испытывают птицы, покидая клетку.

Храм на груди утонувшего континента остался далеко на западе за сверкающим океаном, но я уверен, что с каждым часом он все ближе и ближе — планета ведь круглая.

Ана так и не вернулась. Ждать ее, бесконечно испытывая возродившийся самолет, было тягостно. Кроме того, я немного побаивался, что вернувшаяся супруга, тайно влюбленная в мой летающий сарай, тут же найдет ему применение, и я, не успев дернуться, сразу же попаду в новые силки — доверенного извозчика. Что-то в глубине души не желало смиряться с моим своеволием, червоточина совести ныла и дергала, пока я не объявил о своем решении Саму. Его спокойная, я бы даже сказал уважительная, реакция сразу же успокоила.