Екатерина Боброва - Шанталь, или Корона против

Громкое покашливание от дверей заставило меня отпрянуть от Леона. Наткнувшись на прямой взгляд дяди, я смущенно покраснела и пискнув:

— Мне пора, — сбежала.

Моим щекам срочно требовался холод, а голове — свежий ветер. Слишком стремительно ворвались в мою жизнь новые чувства, погрузив в полную растерянность. Что делать? Как себя вести? Моя храбрость точно осталась в каюте рядом с Леоном.

Хочу я быть рядом с ним? Однозначно — да. Впервые за последнее время я чувствовала себя в безопасности. Рядом с Леоном было хорошо и спокойно. Но все наши встречи неизменно заканчивались ссорами. Мое и его упрямство… Кто первый начнет схватку?

Бездна! Откуда этот рой сомнений? Я его люблю. Люблю ли я его? Как понять, если никогда раньше не любила мужчину?

Я прикрыла глаза, крепче вцепившись в поручень. Море слегка штормило, и пароход трудолюбиво взбирался на волну, чтобы потом рухнуть вниз, вздымая фонтаны белых брызг пены.

Моя жизнь так похожа на шторм. И сейчас меня, точно утлую лодчонку, бросает от холода сомнений, до жара твердой уверенности в чувствах.

Спросить совета? У кого? Ракель? Нет-нет, только не это. Момент вчерашней близости прошел, и сегодня, уверена, меня ждут лишь насмешки.

Дядя? Я хмыкнула, но потом задумалась. Почему бы и нет. К тому же кто-то задолжал откровенный разговор.

Дядю я подкараулила в коридоре. Дождалась, когда он покинет каюту и решительно заступила дорогу.

— Шанти? Вижу, тебе уже лучше. Я рад.

— Я тоже рада, что ты не пострадал ни вчера, ни тогда, в борделе.

В дядиных глазах мелькнуло изумление, он смутился и начал пятиться, отступая. Позволить ему удрать от вопросов?

— Я верила тебе, — бросила в лицо накопившуюся обиду. Верила — он ищет сокровища и охотится на хищников, верила — сражается с плохими людьми, а не пьет с ними по борделям. Его рассказы о чужих странах стали лучшими воспоминаниями в моей жизни. Он был единственный, кто серьезно воспринимал мои детские проблемы и желания. С ним можно было забыть, что ты — благородная дарьета и перестать вести себя точно разряженная в кружева кукла.

Но что мне делать с сегодняшним дядей, который оказывается то ли бандит, то ли непонятно кто?!

Дядя обреченно вздохнул, задумчиво пожевала нижнюю губу и подхватил меня под локоть:

— На верхней палубе у кормы есть уютное место, там нам никто не помешает поговорить.

На палубе стояли несколько пустых столиков с плетеными креслами, за стойкой бара скучал, нахохлившись, официант. Сильный ветер, темные тучи и шторм разогнали пассажиров по каютам, на палубе были только ветер и мы.

Дядя усадил меня за столик, сходил за пледом и чашкой кофе. Себе он взял коньяк.

— Мне давно следовало с тобой поговорить, Шанталь. Долго собирался, да? — он приподнял бокал и залпом опрокинул в себя коричнево-золотую жидкость. — Взрослым порой трудно смириться, что дети уже выросли и к ним нужно относиться по-взрослому. Вот смотрю на тебя, а вижу маленькую девочку, которая сбежала из дома и скиталась с цирком. Ты ведь даже участвовала в представлении?

— Теперь мне до старости эту историю вспоминать будут? — проворчала я. — Всего лишь раз и вышла на сцену, поднести корзину гимнастке.

Дядя усмехнулся, махнул официанту: повторить.

— Ты тогда отлично сыграла роль сироты, сбежавшей из дому от злой тетки.

— Ты о чем? — нахмурилась я, потому как не любила вспоминать тот поступок. И пусть я была зла, но меня не оправдывает то, что назвалась сиротой при живых родителях.

— Талантом лицедейства ты пошла в меня. Мне приходится играть много ролей в жизни.

Это я поняла и без его слов, как поняла, что меня сейчас убалтывают, наводят туман и всячески пытаются оставить без правды.

— Скажи, дядя, ты — бандит? — спросила напрямую.

Дядя подавился коньяком, закашлялся и вытаращился на меня ошарашенным взглядом.

— Поверь, я буду любить тебя, даже если ты окажешься вором.

Дядя засипел, схватился за горло и начал синеть лицом.

— Я… это будет непросто, но я пойму и прощу, даже если ты будешь убийцей, только маме не говори, хорошо? Боюсь, она не сможет больше принимать тебя в доме, а мне… — опустила взгляд, — мне будет тебя не хватать.

— Все! — булькнул дядя, хватаясь за сердце. — Хватит! Не могу больше! И откуда только эти грязные мысли о родном дяде в твоей голове?! О как низко я пал! Собственная племянница считает меня то ли убийцей, то ли вором. Но чем, скажи на милость, я заслужил столь суровый приговор?