Вадим Нестеров - Куда идем мы… [СИ]

– Волосатый и усатый хай в Бурее со странным посохом – твоя закладка?

– Вы все-таки ушли с Транссиба. Может, и правильно. – Гуа медленно покачала головой. – Нет, не моя. Но я знаю, о ком ты. С этой академкой на Рикорда я, похоже, всех земных хаев Дальнего Востока уже знаю лучше, чем бывших мужей. Мы этого усача разрабатывали, хотели на контракт взять. Не получилось.

– Давай подробнее. – Псих заметно помрачнел. – Почему не договорились? Я тебя знаю, ты всегда хорошие условия предлагаешь. Жадный? Неуправляемый? Тупой?

– Ни то, ни другое, ни третье. – покачала головой Гуа. – Он… Он странный. Для начала – он сом. Ну, перекинувшийся сом. Речная рыба такая.

– Я знаю сомов. – успокоил ее Псих. – Дальше.

– Рыбы все странные, и людям всегда нелегко с ними договариваться.

– Не только людям – другим демонам тоже. – заверил ее Псих.

– Может быть. – согласилась Гуа. – Но он считается странным даже среди самих рыб. Если бы он был человеком, его бы, наверное, назвали аутистом. Вот, это будет, наверное, точнее всего. Он странный, он весь в себе, в его голове идут какие-то непредсказуемые процессы. У него очень странная логика, его невозможно предсказать. Он совершенно не социализирован, даже среди рыб у него нет ни друзей, ни приятелей. При этом он совсем не слабоумный, скорее наоборот – у него невероятное интуитивное понимание происходящих процессов. Чего стоит один тот факт, что у него никогда не было учителя. Все, чего он добился, он добился сам, самоучкой. А добился он немалого, и в Верхние Планы ушел очень рано для демона. Но при этом не перестал быть дико странным чело… Существом. Ты знаешь, за что его низвергли с Верхних Планов?

– Я и о его существовании понятия не имел до сегодняшнего дня, а ты про такие детали…

– Он вазу разбил.

– Лол, что?

– Вазу разбил.

– А за это уже изгоняют?

– Смотря как разбил и у кого. Он служил в личной охране одного владетельного герцога. Стоял себе на часах у двери в бальном зале, стоял, а потом пошел и разбил своим чаньчжанем древнюю вазу зашкаливающей стоимости.

– Чем, прости, разбил?

– Чаньчжанем. Егооружие называется не «странный посох» а чаньчжань. Это китайское холодное оружие, в просторечье – «лопата монаха». Странствующие монахи в смутные времена часто путешествовали с лопатами, чтобы хоронить непогребенные тела. Лопатами же отбивались от зверей или лихих людей. Потом на другой конец рукоятки приделали полумесяц – чтобы можно было удерживать на расстоянии злобных собак, отталкивая их полумесяцем. В итоге появилось древковое холодное оружие чаньчжань.

– Да и пес с ним! – отмахнулся Псих. – Лопата так лопата. Все равно против лома нет приема. Вазу-то он зачем разбил?

– Никогда не угадаешь. Сказал, что она нарушала гармонию. Платить штраф отказался, обозвал герцога идиотом за то, что тот не видит очевидных вещей. Ну, тот, конечно, обиделся и оторвался по полной. Пришил ему вандализм, причинение материального ущерба в особо крупном размере, уничтожение особо ценных предметов искусства, демонстративное неповиновение, оскорбление и чуть ли не попытку бунта. Суд у герцога, разумеется, был карманным – и полетел наш борец за гармонию на малую родину белым лебедем.

– Да… В жизни, как обычно, нет гармонии…

– В музыке только гармония есть. Господи, какого только мусора в моей голове не валяется. Откуда я эту дурацкую песню помню? Кстати, Псих, всегда хотела у тебя спросить – откуда у тебя-то этот ворох цитат, которыми ты сыплешь? Ладно мы со Штанским – еду, еду, еду, еду я, юность комсомольская моя. А у тебя откуда?

– А ты не помнишь? – хмыкнул Псих.

– Честно, не помню. – довольно искренне сказала Гуа.

– Я ведь единственным демоном в отряде был. Все остальные – люди. Вы постоянно все эти «совсем пацаки оборзели» и «пасть порву, моргалы выколю» в речь вставляли, а я только ушами хлопал. Вроде бы и русский знаю, но по факту – нет. Туземцем я себя тогда почувствовал, а это обидно – чувствовать себя туземцем. Ну да ты мой тогдашний гонор помнишь.

– Его забудешь! – хихикнула Гуа.

– Ну, в общем, вы в учебке ночами дрыхли, а я «Бриллиантовую руку» смотрел, «Мастера и Маргариту» читал, да «Сектор Газа» слушал. Ничего, превзошел эту науку за несколько лет. Не так уж много произведений в культурный код записано оказалось. К тому же память у меня была фотографической, я практически дословно все запоминал.

– Слушай, а с Генкой вы тогда не об этом постоянно шептались?