Вадим Нестеров - Куда идем мы… [СИ]

Тут же, впрочем, вынырнул и показал палец.

Но не средний, как можно было предположить, а указательный.

– Один. – напомнил он. – Один остается – трое уходят. Только не зверь. Разумный один. Один разумный. Это справедливо. Это правильно. Я даже сам перевезу, у меня плот есть. Хороший плот. Никто не утонет. Многие приходят – одного разумного платят, остальные реку переплывают, и дальше идут. Меня все знают. Я не обманываю. Я честный. И справедливый. Всех не ем. Только одного. Это справедливо.

Он повернулся к свину, который так и стоял на мелководье как оплеванный.

– Хочешь драться – приходи. В реке и на реке драться можно. На берегу – нельзя. Ты хорошо дерешься, с тобой драться полезно. Я много нового узнал. С двумя драться не буду. Это опасно. Очень опасно. Слишком опасно.

Он еще немного постоял на воде, не дождался никакой реакции на свои слова, пожал плечами и ушел в глубину.

Свин тоже пожал плечами, горестно вздохнул и, волоча за собой грабли, пошел на берег.

– Что делать будем? – прямо спросил он, когда вся четверка собралась вместе.

Псих пожал плечами:

– Он, конечно, долбанутый какой-то, но при этом – не дурак. Давай исходить из того, что на берег он не выйдет и близко к опасной зоне не подойдет. Ты видел где он остановился? Еще бы буквально два-три метра к берегу, и я бы рискнул телепортироваться. Но он остановился как раз на черте гарантированного бегства. То есть он видит границы возможного и очень четко их сечет. Мне кажется, еще раз свина в реку засылать смысла нет – не похож этот демон на азартного парамошу, не поведется он.

Он посмотрел на Жира и поинтересовался:

– Ты бы, кстати, оделся, что ли. Или так и будешь в одних полосатых семейных труселях разгуливать? Шварценеггер ты наш разжиревший.

Жир замечание проигнорировал, задав вместо этого вопрос.

– А, может, нам того… Сбегать к ближайшему населенному пункту и добыть там себе какого-нибудь разумного? В качестве платы на проезд?

– Совсем сбрендил? – подал голос Четвертый. – Если мы невинной душой себе проход купим, с меня сразу же «Святость» слетит. Моментом.

– Давай виноватую поймаем! – тут же развил чужую идею обезьян. – Можно к пещере соболевской прыгнуть, там отловить кого-нибудь подушегубистее, из тех, кто себе карму на сто лет вперед испортил. Не, реально, давай мы с Жиром быстренько метнемся? Хотя нет, Жир лучше тебя охранять останется.

– Никуда вы не метнетесь! – рассердился Четвертый. – Какая разница – хороший он или плохой? Проблема в том, что нельзя монахам чужой жизнью за свое удобство расплачиваться.

– Господи, сколько условностей у этих монахов… – проворчал Псих.

– «У нас, монахов», ты хотел сказать? – переспросил Четвертый, отличавшийся хорошим слухом.

– Да, да. Вот именно. – на голубом глазу подтвердил Псих. потом вздохнул и добавил. – Ладно, раз больше никаких идей ни у кого нет, сидите здесь и ждите меня.

– А ты куда? – спросил юноша.

– К Гуа, конечно. – ответил Псих. – Прошлый раз визит к ней решил проблему. Может, она и в этот раз поможет?

И подвесил фиолетовый портал.

Неизвестно где в Верхних Планах

На сей раз, для разнообразия, Псих застал Гуа на кухне. Но не в фартуке у плиты, а за столом с чашечкой кофе.

Человек привыкает ко всему, и куратор, увидев портал и выпадающую из него обезьяну, уже даже не вздрогнула.

– Может, нам с тобой уже съехаться, блохастый? – задумчиво спросила она, разглядывая гостя поверх чашки. – У меня такое впечатление, что ты околачиваешься в этой квартире больше чем я. Или нет, у меня появилась идея получше. Давай я просто подарю тебе эту хату, и ты будешь сюда ходить без меня?

– Мне нельзя владеть недвижимостью в Верхних Планах, я лишен гражданства, и ты это знаешь. – просветил ее Псих. – Кофе нальешь?

– Тебе нельзя употреблять тонизирующие напитки, – сказала Гуа, но к плите все-таки пошла. – Иначе какой ты монах?

– Хреновый. – сказал Псих. – И ты это тоже знаешь.

– Знаю. – кивнула куратор. – Тебе повезло, джезва еще горячая.

– Можно подумать, у тебя были бы проблемы подогреть. – хмыкнул Псих. – Видел я, как ты прыгнувшего на тебя с мечом берсерка за время полета до хрустящей корочки запекала, а тут какая-то турка.

– Фу таким быть! – оскорбилась Гуа. – Подогретый кофе – это не кофе, а помои. Держи.

И она поставила перед Психов чашечку костяного фарфора с темно-коричневым, практически черным напитком.

– Благодарствую. – сказал Псих, смешно, по-обезьяньи, сложил губы трубочкой и подул на чашку.