Д Штольц - Удав и гадюка

Близился день Прафиала. Юлиан знал, что Илла покинет особняк и отправится во дворец на всю ночь, как это было на праздник Шине. Тогда раб останется под присмотром домовой стражи, а Габелия с Дигоро отпустят. С благодушного позволения хозяина Юлиану снова разрешат воспользоваться библиотекой, чтобы скоротать вечер. На деле же Юлиан будет ходить тихой поступью по дому и смурно глядеть из окон на сонмы королевских гвардейцев. В празднества стража высыпала на улицы, как мука из мешка на стол, и пытаться сбежать в такое время было бы безрассудно.

И все же внутри Юлиана теплилась надежда на побег. Едва слабая, но она тлела угольком, готовая разгореться в пламя за секунду. Со вздохом раб повернулся к стене, скрючился, чтобы не упираться в ножку стола, и прикрыл глаза, желая увидеть в грезах Вериатель. За окном, в саду среди апельсиновых деревьев, нежно пели сверчки. Едва уловимый ветер играл в листве, шелестел, залетал в окно и смотрел на спящих слуг Иллы.

Летним вечером, спустя пару недель, в гостиной на первом этаже царил переполох. Вся прислуга приводила в порядок вещи Советника, затем передавала их веномансерам. Юлиан взял в руки нижнее льняное платье, прибывшее только что от портного, и стал проверять ткань на наличие ядов. Провел пальцами по внутренним швам, манжетам, по вороту, принюхался и, убедившись, что все в порядке, взял другую вещь из комплекта — платье из черного дамаска с золотым атласным рисунком.

— Достопочтенный, — послышался голос Габелия, голос надежды. — Мои услуги, как и в прошлом году, не понадобятся на пиру?

Юлиан бережно отложил на кресло платье и стал изучать черную мантию с красными редкими узорами, вплетенными в золото. А сам же навострил уши.

— Нет. Вы с Дигоро на сегодня свободны. А ты, раб, остаешься здесь, — ответил Илла, читая на диване небольшой томик поэзии. — Ты все проверил?

— Да.

— И шаперон?

— Конечно.

— Я не видел.

Юлиан помялся и ответил.

— Я проверю еще раз, достопочтенный.

— Ты делаешь мне одолжение?

— Нет, достопочтенный, что Вы… Я все перепроверю прямо сейчас, еще тщательнее, чем до этого.

Консул молча наблюдал, как Юлиан во второй раз прошелся там, где уже проверял, прощупал все кончиками пальцев, с трудом придерживая объемный шаперон не восстановившейся до конца рукой.

— Почему ты так небрежно проверяешь, раб? — наконец, произнес ледяным голосом Илла и вцепился серо-синими глазами во вздрогнувшего веномансера.

— Я уже проверил внутренние швы, господин. — Юлиан прикусил язык, дабы не ляпнуть лишнего, ибо все внутри него вспыхнуло и полыхнуло яростью. — Там чисто и сейчас я…

— Я тебе задал другой вопрос. Почему ты так грубо относишься к своей работе?

— Прошу меня извинить, если мои действия показались вам грубыми или непрофессиональными, — размеренно, пытаясь сохранить на лице бесстрастие, сказал Юлиан. — Я все исправлю, и более такого не повторится.

— Делай все с самого начала, еще раз. Дигоро, отойди и не мешай ему. Ты уже можешь быть свободным.

Напряженная обстановка в комнате медленно рассеялась, когда Илла отвлекся на поднесенные слугой в шкатулке кольца. Все прочие, кроме Юлиана с горящими ушами, которого отчитали зазря, как мальчишку, заработали с двойным усердием, чтобы не стать следующей жертвой старика в дурном расположении духа. Чуть позже, уже перед закатом, Советник обратился к склоненному над тканями веномансеру, для показательности проходящего одни и те же места в пятый раз.

— На ночь останешься здесь, можешь воспользоваться библиотекой, — Ралмантон отложил книгу со стихами, а слуга тут же подхватил ее с дивана и отнес в библиотеку. — А ты, Габелий заночуешь в Мастеровом городе.

— Спасибо, достопочтенный, — радостно склонил голову маг.

Передав наряд камердинеру, Юлиан скрылся в соседней проходной комнате, что являла из себя коридор, ведущий в библиотеку, и приземлился в кресло. Отрешенным взглядом он бродил по Илле Ралмантону, которого, как хрустальную куклу, нежно и бережно, упаковывали в парадный костюм. В конце концов, когда чахлая плоть укрылась под несколькими слоями тканей, камердинер обрызгал Советника цитрусовыми духами.

— Вы замечательно выглядите, хозяин… — пролепетал один из слуг.

— Твоя лесть ни к месту, — холодно оборвал Илла.

Царедворец уже взялся было за любимую трость из черного платана, украшенную рубинами, золотом и обвитую красными лентами, когда дверь в особняк отворилась. До слуха вампиров донеслись легкие, но торопливые шажочки по мраморному полу.