Грейс Дрейвен - Сияние [litres]

– Ты точно хочешь горевать один?

Бришен невесело усмехнулся.

– Если бы дело было только в этом, я бы тебя не прогонял. – Он по-прежнему смотрел в сторону. – Мне не только больно, Ильдико. Я злюсь и хочу тебя. – Его голос зазвучал глухо на последних словах, и сердце Ильдико пустилось вскачь. – И у людей, и у каи такие вещи кончаются плохо. Сегодня тебе со мной опасно. Иди к себе. Поговорим завтра.

Ильдико бросилась прочь, унося с собой его слова. Она захлопнула дверь между их комнатами и заперлась на засов.

– Спасибо, дорогая.

Бывают времена, когда кажется, что день тянется неимоверно долго, а ночь никогда не наступит. Для Бришена наступил один из таких моментов. Он не сводил сосредоточенного взгляда с запертой двери, отделявшей его от покоев Ильдико, пока в глазах не защипало. Он заметил мимолетную вспышку боли, морщинки, стянувшие кожу вокруг глаз, прежде чем бледные черты лица омрачило беспокойство.

Бришен воздал благодарственную мольбу тому, что они с Ильдико начали совместную жизнь с безграничной честности. Она вняла его предупреждению и сделала, как велено: сбежала, заперев дверь. Никаких уговоров и долгих объяснений, почему он сейчас разбит или отчего с ним небезопасно. Возможно, она не могла понять эмоций по его глазам, но хорошо его знала, чтобы оценить всю серьезность слов.

Даже через разделявшую их толстую стену и дверь Бришен слышал нежный голос Ильдико и Синуэ. Слова неразборчивы, но интонация действовала на него успокаивающе. Вскоре они затихли, оставив за собой тяжелую, сочившуюся из стен тишину, сплетающуюся с тенями от подступающих к его ногам солнечных лучей.

Прошло двадцать два года после той роковой ночи, как мать убила его сестру, но воспоминания оставались такими ясными, будто это случилось вчера. Руки Секмис обхватили головку Анакнет, пальцы, точно паучьи лапки, обвились вокруг крошечного черепа, а когти слегка сомкнулись. Детские кулачки невинно сжались во сне. Частично скрытый дверью в детскую Бришен немел от ужаса, когда королева несколько мгновений ласково держала головку Анакнет, а потом молниеносно свернула дочери шею.

Он потряс головой, чтобы избавиться от мучительных воспоминаний. Хотя ему удалось отогнать кошмарные образы, но не чудовищный звук: хруст, который со временем стал сродни раскату грома в его кошмарах и отголосках памяти.

Бришен и представить себе не мог, что поведает кому-то об Анакнет. Только две каи знали о том, что он видел и сделал много лет назад. Одна покинула этот бренный мир десятилетие назад, дожив до старости, а вторая скорее отрежет себе язык, чем раскроет тайну. Они обе сыграли ключевую роль в его плане и помогли скрыться вместе с огнем жизни Анакнет и освободить хрупкую душу его сестры до того, как ею завладела бы Секмис. Он навеки перед ними в неоплатном долгу. Его престарелая няня и двоюродная сестра оказались храбрее десятерых воинов каи, вместе взятых.

Неужели Секмис дозналась, кто спутал ей карты… от одной только мысли Бришен содрогнулся.

Теперь и Ильдико знала обо всем. Бришен отвернулся от двери, отделявшей его от жены. Супруга походила на моток шелковой нити, крепкой точно сталь, с величавым переливом, вплетенным в кровь и плоть. Ильдико не выпускала его из объятий, пока он предавался старому горю. Как все каи, не проливая слез. Однако жена излила скорбь вместо него, и он ощутил вкус соли и печали, когда Ильдико, даря утешение, прильнула своими губами к его устам.

В ту секунду его захлестнуло желание обнять ее и прижаться крепко к каждой частичке тела. Ильдико с гладкой кожей и душистыми волосами стала для него отрадой. Он нежно обхватил ее спину, зная, что если обнимет, как того жаждет, то своим энтузиазмом может ранить супругу.

Это понимание не погасило бушевавший в нем вихрь страсти. Искаженное гневом и бурлящей ненавистью к королеве, это наваждение отравляло растущее желание к жене, превращая горючую смесь в нечто отвратительное.

Когда Ильдико переступила порог его опочивальни в ночной рубашке, намереваясь, как обычно, возлечь с ним, он едва не набросился на нее, ослепленный отчаянным желанием овладеть ее душой и телом. Каждая частичка его существа изнывала от страсти. Бришен поборол искушение и покорился судьбе. От одной только мысли о том, что эта женщина окровавлена и истерзана одержимым мужчиной, душа уходила в пятки.

Он искренне поблагодарил, когда Ильдико выбежала из опочивальни и заперла дверь на засов. Одиночество никак не могло остудить его гнев или желание. Он метался по комнате, точно дикий зверь. Пил вино. Обрушил на голову королевы все известные ему проклятия и, наконец, схватив плащ, вылетел из комнаты, где на простынях его терзал бы цветочный аромат Ильдико.