Goblins - О бедном монахе замолвите слово

Добрым словом и ломом добьёшься больше, чем просто словом!

С ломом и свиньи понимают!

Умен, да есть лом — два угодья в нем!

Это я себя утешаю, на самом деле. Свин был могуч, вонюч, волосат, и обликом зело страшен. Оно, конечно, в бою и хорошо, но сражений я бы предпочел избегать, а приручать таким вот образом предпочел бы кого-нибудь с более приятным для глаз видом и более явными полезными качествами. Чего ж мне Бай-ху не встретился, или, хотя бы, кто-нибудь из его потомков? Или Чжуцяо, чтобы летать на нем? Валяться в грязи и копать желуди я и сам могу, а вот летать то существо, что находилось передо мной, умело только в лесные ямы.

Хотя, если взглянуть с другой стороны…

Лучше свинья в руках, чем Чжуцяо в небе.

Со спины свиньи видно дальше, чем из брюха Бай-ху.

И вообще, практик со свиньей подобен практику без свиньи. Только со свиньей.

Связь духа с указаниями и помощью учителя вообще прошла, как по маслу, хотя, со стороны должно было смотреться забавно: пошатывающаяся мохнатая свинья дюжих размеров с осоловелым взглядом, и лысый мужик, перемазанный грязью, в грязных же лохмотьях, друг напротив друга, пристально смотрящие друг другу в глаза.

«Ну, таракан, ты почувствовал что-нибудь?».

— Я грязен и очень плохо пахну.

«Нет, я про изменения в тебе. Ты почувствовал что-то?»

— У меня болят даже те места, про которые я ранее и не знал, что они могут болеть.

«Все-таки ты — бревно. Немощь телесная — это пустяк, да и она лишь тебе кажется. Но разве твои чувства не усилились, разве у тебя не стало больше Ци?»

Чувства? Хм.

Лучше ли я стал видеть? Ну, уж не хуже, чем было.

Слух? А вот здесь уже неплохо: я слышу, как бегают по первому этажу служащие гостиницы, встревоженные шумом, который мы со свиньей произвели, и, кажется, могу даже различить, о чем они разговаривают.

Обоняние? Я хорошенько принюхался, и лучше бы этого не делал, потому, что свин все еще был с нами, и было его излишне много.

Лизать и лапать его я не стал — поверил деду на слово.

А вот Ци не стало больше — его стало меньше.

«Ну, естественно», — прокомментировал мои наблюдения учитель. — «Твое духовное животное истощилось, и через единение Ци смогло забрать кое-что у тебя».

Я открыл рот и собрался, было, сказать старику много слов, поведать ему и свинье всю-всю про них обоих правду, но он поспешил разъяснить недопонимание.

«То, что ты отдал сегодня, сторицей получишь завтра».

— Чем-то напоминает слова бродячих монахов-побирушек, — не преминул заметить я. Однако больше барагозить не пытался.

«Ты станешь сильнее, быстрее и выносливее, и эти качества еще усилятся со временем. Животное же получит от тебя разум, хотя, с этим, возможно, будут некоторые сложности: непросто взять что-то оттуда, где этого отродясь не бывало…»

Я не стал это как-то комментировать: свин наконец-то окончательно собрал глаза в кучу, и теперь грозно сопел, уставившись на меня, и обижаться на явную несправедливость слов одного давно мертвого засранца времени не было. Нападать, тем не менее, животное не пыталось. Может быть, от того, что он и взаправду стал разумнее, а, может, от того, что метлу я далеко от себя не убирал, а теперь и вовсе сжимал в ручищах, и ненавязчиво ею покачивал.

«Между вами глубокая связь, он будет слушать тебя. Это, безусловно, окажет тебе помощь на пути в небеса», — назидательно поведал мне старик. — «И вот теперь у тебя есть твой первый слуга».

Свин от таких новостей окончательно впал в пессимизм и фрустрацию. Я его понимал: вот был ты свободным, как ветер, могучим и гордым свином, грозой и гордостью своих мест, и что? Явился какой-то лысый обморок, и сел на тебя верхом, и поехал, и уехал в мрачное помещение с призраком старого брюзги, сидящем внутри волшебного лома, и этим ломом дал по голове, а потом сделал слугой. Ну, куда это годится? Определенно, это отличный повод приуныть.

Источаемое свином уныние ощущалось мною почти физически. Но что делать, такова жизнь. Есть два типа существ: одни сидят в удивительном мирке, а другим нужны сокровища. В разломе сидел свин.

«Чего ты ждешь? Зверь истощен, и еще не полностью принадлежит нашему миру. Прощайся с ним и отпусти. Осколок мира за разломом притянет его назад».

— Отпустить? Как?

«Он еще не понимает речь, поэтому прикоснись к нему, и передай ему, уж как сможешь, что пока что его отпускаешь. У вас есть связь духа, он поймет».

Старик был прав.