На небольшой помост, быстро вытащенный и собранный в саду семьи Ло расторопными слугами, взошла сладкоголосая Шуань, за ней последовали музыканты. Дочь достойнейшего Ло Динсяня оказалась весьма болтливой девицей, что лично меня порядком раздражало — я был занят просвещенной беседой с толстяком Ба, и слушать ее не хотел. Но вот время приветственных и вступительных речей быстро прошло, и настало время музыки.
Визуально ансамбль песни и пляски имени семьи Ло строго придерживался стиля, который в наших просвещенных деревенских кругах ценителей высокого искусства именовался не иначе, как «разножопица». Одесную от девицы Шуань теплилась жизнь в лице волосатого барабанщика, который наяривал в средних размеров барабан тангу и весьма бодро размахивал в такт музыке своими внушительным космами, а также его духового коллеги, который был менее мохнат, но по количеству выдаваемой энергии не отставал. Слева расположился кошмар любого гетеросексуального практика: щуплое нечто, то ли тощий мальчик, ощущающий себя тощей девочкой, то ли наоборот. И вот тут скрывалась главная для меня интрига вечера, и я не мог дать однозначного ответа кто он был — мужчина это, или не очень. С одной стороны, изящные черты лица, вышитый красный халат женского покроя и худенькие, хоть и несколько кривоватые ножки под ним говорили о том, что перед нами девушка, ну а аргументы же вроде «не бывает девушек без груди» разбивались при первом же взгляде на мою очаровательную спутницу. А вот мужчину без кадыка в природе найти гораздо сложнее, хотя тоже, наверное, можно. В общем, темная история, что, впрочем, не мешало существу резво перебирать струнами. Оно держало цитру, размеры которой превышали габариты чахлого тулова, и, закатив щедро накрашенные глазки, занималось вдохновенным звукоизвлечением.
Прекрасная Шуань тем временем топталась по сцене, демонстрируя очаровательную зажатость, и старательно не попадала в ноты, и, хотя инструменталисты в себя вполне попадали, общий звук получался все равно изруквонский. Впрочем, народу нравилось, и наиболее молодая часть присутствующих, включая мою спутницу, повылезали из-за столов, дабы столпиться поближе к помосту. Время шло, вино лилось, будоражащие кровь песни о древних героях сменялись тоскливыми любовными балладами, музыканты разогревались, и даже вялая струнно-халатная часть ансамбля все же наскребла в себе достаточно сил, чтобы потрясти худыми конечностями и показать, что здесь все же концерт на пьянке, а не дефиле в логове общества Хризантемы.
Но этот старый мастер алхимии и стихосложения не стал уподобляться одному сварливому Древнему Злу, не знающему иной радости, чем обгадить чьи-то труды, и по мере наполнения собственного организма вином даже благочестиво покивал головой, похлопав выступлению, ведь сквозь скверную подачу и кривогузый звук пробивалась какая-то наивная, почти детская искренность, даже от самого угрюмого и мохнатого участника ансамбля.
Утерев трудовой пот надушенным платочком, прекрасная дщерь семейства Ло подбросила его в воздух над толпой, и в него вцепились аж четверо молодых людей, и как приклеенные принялись перемещаться в толпе взад и вперед, толкаясь и пинаясь. После — выпали из нее, и некоторое время боролись за платочек насмерть, пока не остался только один. На вопрос, зачем он им нужен, мною был получен восторженный ответ: «Это вещь прекрасной Шуань! Она же его касалась!».
В общем, стыдоба.
Тем временем, вышеупомянутая Шуань зачитала со сцены последнее на сегодня послание к пастве, поблагодарив за аплодисменты и внимание, и на этом торжественная часть, наконец, кончилась.
Кончилось терпение и Ванкси: она мое мнение о концерте не разделила и принялась орать, а основной ее претензией ко мне являлось то, что «чертовой деревенщине за музыку сойдет и мычание недоеных коров», после чего снова обиделась. Мне же пришлось отвлечься от беседы по другой причине: вышел из спячки учитель.
«Итак, ученик, ты, наконец, прорвался», — торжественно поведал мне он. — «Поприветствуй же стадию Пробужденной Души! Это маленький шаг для пути культивации, но огромный шаг для такого таракана, как ты. Так что ты чувствуешь?».
Каких-то глобальных изменений я в себе не ощущал.
— Я чувствую легкую слабость, старший, — покорно ответил я, и пошмыгал носом (ночевка на холодной земле в обнимку с корягой даром не прошла). — И насморк.
«Это потому, что ты слабак и сопляк!!!» — взревел учитель. — «Взгляни скорее на свой Океан Ци, и скажи мне, что ты видишь!».
Читать дальше