Насчет редкости и дороговизны ничего не скажу, а вот насчет того, что якобы никто не сможет выпить этого вина много — тут гостеприимные хозяева явно погорячились. Ведь если речь заходит о хорошем вине — кто сможет состязаться с этим старым знатоком садоводства и алхимии, чей организм закален частыми медитациями и полуночными бдениями в монастырских подвалах секты Парящего Змея?
Хотя, стоит отметить, что про крепость чудесного вина почтенный Ло Динсянь, оказавшийся весьма приятным в общении человеком, в целом, не соврал. С первой же чаши вино стреляло в голову. С третьей — пятой начинало попадать по колесам. И для многих достойных мужей города Дунху стадия первого кувшина оказалась неодолимой: так уважаемый тунчжилан Ба, столь непреклонно стоявший на страже интересов города Дунху в общем, и семейства Ло в частности, так и не смог прорваться.
Он много раз сообщал, что больше не может, но кто будет верить словам? Глаза — вот истинное зеркало души.
Да, пусть его рот шептал: «я должен идти», но глаза кричали «я должен остаться».
И этот старый чтец сокрытых стремлений, швец застольных бесед, игрец на потаенных струнах человеческих душ непреклонно наливал толстому знатоку законов еще, и предлагал новый прекрасный и возвышенный тост, восхваляющий мудрость и прозорливость достойнейшего градоуправителя, за которого (в его же присутствии) не выпить было решительно невозможно. И толстый Ба превозмогал немощь телесную, и храбро опрокидывал очередную чашу во славу мудрейшего Ло Динсяня, после чего бледнел, краснел, зеленел, покрывался легчайшей изморозью и начинал закидывать в рот разнообразнейшую снедь, коей в изобилии были уставлены столы.
Не отставал от него и я.
Это деревенщина Ванкси то и дело спрашивала окружающих, что за блюдо, да из чего оно приготовлено. Мудрец Дао молча и с достоинством пробовал все подряд.
— Он уже говорить не может, — жарко шептала мне в ухо Ванкси. — Хватит ему наливать, и хватит уже наливать себе!
— Разве ты не видишь, что его мучает жажда, — пояснял я непонятливой и, что уж греха таить, несколько черствоватой сердцем девчонке, глядя, как почтенный тунчжилан Ба, мгновением назад опустошивший чашу, молча разевает рот и, закатив глаза, шарит по столу руками в поисках емкости с чем-нибудь жидким, дабы смочить внезапно пересохшее горло. — Знаешь ли ты, что когда человек протягивает руку, чтобы помочь ближнему, он прикасается к лику самого Будды? — и с этими словами я подлил достойному чиновнику еще вина Ледяного Сердца Нефрита в чашу, каковую и пододвинул поближе к рукам толстяка.
Тот схватил ее, жадно выпил, покрылся лиловыми пятнами, и в экстазе от божественного вкуса, наводнившего его рот, и аромата, наполнившего нос, вцепился в собственную глотку.
— Вот! — праведно провозгласил я. — Помоги страждущему, и будешь благословлен Небесами! Не могу отказать ему, ведь этот старик полон милосердия.
— Ты полон дерьма.
— И милосердия! — возвышенно ответил я ей, и снова взялся за кувшин, ибо, как сказано в одной мудрой книге: «да не оскудеет рука дающего».
В какой-то момент он попытался, было, не привлекая внимания, выпасть из-за стола и убежать на карачках, но был мной непринужденно изловлен за штаны и затащен обратно. И когда первый кувшин показал дно, верный слуга семьи Ло все же предпочел застольной беседе и чаше прекрасного вина ароматы свежего салата из стеблей молодого духовного бамбука, каковые ароматы и вкушал, не вынимая лица из тарелки.
Не превзойдён никем мастер, сваривший прекрасное вино Ледяного Сердца Нефрита, возможно даже, что сам Будда поделился с ним крупицей своего света. И все чаще тем вечером посещали меня мысли, что в следующей жизни я хотел бы стать мастером виноделия, и делать вино не хуже, а, возможно, даже лучше, чем то, которое сегодня во мне и передо мной.
Но это было вчера.
Сегодня же, проснувшись в обнимку с шершавой корягой и ощущая в животе некую тяжесть, в горле — засуху, в душе — пустоту, в голове — вулкан (а во рту — помойку), я отчетливо понял: если кто и поделился чем-то с тем мастером виноделия, то это был какой-то злой дух или демон, пришедший в этот мир, чтобы изгадить праведность этого старика. А проклятое пойло, наверняка сваренное в полночь на кладбище (с использованием местных ингредиентов), изначально создавалось для отстыковки ног от вашего сознания, путем уничтожения вас, как личности.
— Ох, вы посмотрите, кто это тут у нас восстал из мертвых! — воскликнула Ванкси, обернувшаяся на шорох травы, когда я попытался принять сидячее положение. — Славно провел вечерок, а, дедуля?
Читать дальше