Бриджет Коллинз - Переплёт

Я развернулся и заглянул в окно. Мне все еще было страшно поворачиваться спиной к бескрайней пустоте, где была дорога, хотя я слышал, как мужчины уехали. Волоски на шее встали дыбом.

— Середит? — тихо позвал я. — Никого нет. Впустите меня.

Видел ли я ее на самом деле или мой мозг вообразил, что призрачное пятно в темноте — это она? Протер глаза и попытался разглядеть контуры ее фигуры. Переплетчица никуда не делась: так и сидела на лестнице. Я попытался просунуть голову в окно, держась подальше от торчавших осколков.

— Середит, опасность миновала. Откройте.

Она не шевельнулась.

Не знаю, долго ли я там стоял, повторяя одно и то же, словно пытался приманить испуганное животное. Мой голос слился с шепотом дождя. От холода я впал в подобие полусна, где сам был и болотом и домом, но вместе с тем остался собой; я обратился в скользкое мокрое дерево, в вязкую глину… Когда наконец она отодвинула засов, я совсем задубел и не сразу смог пошевелиться.

— Ну заходи же, — произнесла Середит.

Прихрамывая, я зашел в дом и встал в коридоре. Вода текла с меня ручьем. Середит рылась в буфете; я слышал, как она несколько раз чиркнула спичкой, пытаясь зажечь лампу. Я подошел и тихонько отобрал у нее коробок. От моего прикосновения мы оба вздрогнули. На нее я осмелился взглянуть, лишь когда пламя разгорелось и я накрыл его стеклянным колпаком.

Она дрожала, волосы свалялись в колтуны, но по слабой улыбке я понял: старуха узнала меня.

— Середит…

— Знаю, сынок. Пойду-ка я прилягу, иначе ждет меня могила.

Я кивнул, хотя собирался сказать совсем другое.

— И ты тоже ложись, — сказала она и поспешно добавила: — Они точно уехали?

— Да.

— Вот и отлично.

Мы замолчали. Она глядела на лампу, и в мягком свете ее лицо казалось совсем юным. Наконец она произнесла:

— Спасибо, Эмметт.

Я не ответил.

— Если бы не ты, они бы спалили дом.

— Но почему вы…

— Когда они стали колотить в дверь, я очень испугалась. — Середит замолчала, шагнула к лестнице и обернулась. — Когда они пришли, мне снился сон… Я решила, что это крестоносцы. Последний крестовый поход закончился шестьдесят лет назад, но я помню, как они пришли за нами в прошлый раз. Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. И мой учитель…

— Крестовый поход?

— Неважно. Те дни давно в прошлом. Остались лишь шайки крестьян то тут, то там, которые ненавидят нас и готовы убить… — Она горько усмехнулась. Прежде я никогда не слышал, чтобы моя хозяйка говорила о крестьянах с таким презрением.

Тут что-то внутри меня щелкнуло.

— Но они не хотели нас убивать, — в раздумье проговорил я. — Они пришли сжечь дом.

Последовала пауза. Пламя затрепыхалось, и я не видел, изменилось ли ее лицо.

— Зачем вы заперлись в доме, Середит?

Она схватилась за перила и начала подниматься по лестнице.

— Середит, — мне так хотелось остановить ее, что у меня заныли руки, — вы же могли погибнуть. Я мог погибнуть, пытаясь вызволить вас из дома! Зачем вы заперлись?

— Из-за книг, — ответила она, повернувшись так резко, что я испугался, как бы она не упала. — А ты как думаешь? Книги должны быть в безопасности.

— Но…

— А если книги сгорят, вместе с ними сгорю и я. Понимаешь?

Я покачал головой.

Старуха долго и пристально смотрела на меня и, кажется, хотела добавить что-то еще. Но потом ее пробрала сильная дрожь, и ей пришлось крепче ухватиться за перила. Когда дрожь прошла, она выглядела смертельно усталой.

— Не сейчас, — хрипло выдохнула она, словно в легких у нее не осталось воздуха. — Доброй ночи.

Переплетчица поднялась по лестнице и скрылась в своей спальне. В разбитое окно лил дождь, барабаня по полу, но мне было все равно.

Голова кружилась от усталости, я закрыл глаза и увидел шипящее пламя, протягивающее ко мне свои когти. Шум дождя расслоился: вода глухо разбивалась о тростниковую крышу, свистел ветер, слышались человеческие голоса. Я знал, что они мне только чудятся, но различал отдельные слова, словно все, кого я когда-либо знал, окружили дом и хором взывали ко мне. «Мне надо отдохнуть», — сказал я себе, но спать не хотелось. Больше всего на свете я не хотел оставаться сейчас в одиночестве, но выбора у меня не было.

Нужно согреться… Будь рядом мама, она бы закутала меня в одеяло, обняла бы и грела, пока я не перестану дрожать, а потом напоила бы горячим чаем с бренди, уложила в постель и посидела бы рядом. Накатила знакомая тоска по дому; я пошел в мастерскую и растопил печь. На улице еще посветлело: трещинка между тучами и горизонтом окрасилась в более светлый оттенок серого, чем остальной мир. Я не успел заметить, как наступило утро.