Антон Пешкин - Голый край [СИ]

— Вот. — поставила бадью с тряпицей на боку.

Шаман грубыми, сильными руками вымочил и отжал ткань. Холодная, нет, ледяная ткань прикоснулась к моему лбу. Возмущенно зашипела, зажмурившись:

— Ай!

— Тише, все хорошо, Майя. Посмотрим…

Он отошел от кроватки, оставив холодную тряпку на лбу. Подойдя к столу, он поставил наплечную сумку из плотного светлого материала и принялся рыться в ней. Вскоре достал связку каких-то трав и на тоненькой веревочке подвесил к потолку.

— Огонь, огонь… — повторял про себя, подходя к печке.

Короткой палочкой с пояса поковырялся в тлеющих углях. Она тускло загорелась. Шаман поднес ее к связке трав под потолком, зажигая их, и тут же потушил, задув. Теперь они просто тлели, выделяя едкий дым, запах которого ударил мне в нос смесью полыни, цветов и чего-то еще.

— Это поможет. Но еще… — он снова стал рыться в своей сумке. — Только для Майи, другим бы не дал.

Протянул маме маленький мешочек.

— Это чай. Пусть пьет горячим два раза в день. Начните сейчас.

— Спасибо вам, Хьялдур, спасибо… — со слезами на глазах, мама крепко обняла Шамана. — Спасибо!

В ответ он лишь засмеялся и похлопал женщину по спине могучей ладонью.

— Блё фрисса снарт, Майя! — сказал на прощание, выходя из дома.

Ярко горел в очаге огонь. Не перестаю удивляться тому, как ловко устроена вся система. По сути, это костер прямо дома. Он обложен камнями, а над ним находится самая настоящая вытяжка с трубой! Очень умно для людей, которые пользуются каменными орудиями.

Над пламенем висит почерневший от копоти котелок. Он явно достался нам не от местных — еще ни разу не видела, чтобы хоть кто-нибудь в деревне обрабатывал металл. Слышу, как в нем закипает вода, пар поднимается вверх, и его затягивает в вытяжку. Травы под потолком почти полностью истлели, но дым от них заполнил комнату и никуда не денется добрую неделю.

Мать посадила меня и поднесла к губам глиняный стакан. Было видно, что ей горячо держать посуду, но она не обращала никакого внимания на боль, отчаянно желая помочь своему ребенку.

Запах, кстати, у чая был отвратительным.

— Бе! — высунула язык.

— Майя, пожалуйста, попей… — взмолилась мама и стала дуть на горячую жидкость, остужая ее. — Ну же, тебе станет лучше.

Тяжело вздохнула и подняла взгляд на потолок, но послушно стала пить эту гадость. Вкус был ничем не лучше запаха. Дико хотелось отрыгнуть все выпитое, но в глубине души понимала, что это — единственное доступное лекарство, и от него зависит моя жизнь.

Всю ночь меня лихорадило. Мать не отходила от кроватки и все время вытирала лоб холодной мокрой тряпкой, а потом стала обтирать меня всю.

Второй раз пить эту бурду не пришлось. Проснулась в отличном самочувствии и смогла, наконец, дышать обеими ноздрями, не чувствуя литров соплей в носу. Мама спала прямо на полу, положив голову на кроватку. Было видно, что она сильно устала за эту ночь.

Поднявшись со спины, подползла к ней, обняла за тонкую шею и поцеловала в щеку. Мать медленно разлепила глаза, просыпаясь, и улыбнулась.

— Спасибо, мама, — прошептала ей на ухо, и она обняла меня в ответ.

Прошел еще месяц, и мои опасения в какой-то мере подтвердились.

У нашей деревни была еда. Но в один из дней мать с головой укрыла меня шкурой, когда я проснулась от громкого и настойчивого стука в дверь. Стараясь оставаться незамеченной, слегка приподняла шкуру и смогла выглянуть наружу. Оттолкнув мать, в дом нагло завалились трое людей в клепаных кожаных доспехах и с тяжелыми деревянными палицами. Мысленно уже готовилась к худшему, но, судя по тому, что я услышала, все было не так плохо, как могло бы быть.

— По приказу ярла вы обязаны отдать три кунн’мол. Где кладовая, женщина?

— Нет, пожалуйста! Вы не… вы не понимаете! — взмолилась мать. Воины уже переворачивали все в доме с ног на голову в поисках, видимо, зерна.

Один из них подошел к кроватке и сорвал шкуру.

— Смотрите! — сказал он и грубо поднял меня за подмышки, отчего я невольно начала брыкаться.

— Нет, пожалуйста! Это всего лишь ребенок! — мама бросилась в ноги к одному из солдат.

— Никто ее и не… — начал говорить воин, что держал меня в воздухе. Прежде, чем он успел договорить, я уже привычным движением горла вызвала рвоту и заблевала ему руки. — Твою ж… мать!

Пусть я и всего лишь ребенок, но хоть что-то сделать могу. Когда мужик посадил меня обратно в кроватку, я весело засмеялась и стала показывать ему язык.