Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Как и в случае с пальто, она выливает оставшуюся воду в реку, наблюдая, как она выплескивается за борт и как ее поглощает тьма.

Больше она ничего не говорит.

Лириса

Мне доводилось спать в местах и получше – но доводилось спать и в местах похуже.

Скудная скамья парусной лодки стала моим королевством, единственным владением, которое мне принадлежит. Раньше, когда я жила в доме своего дяди, где у меня грозили отнять все, что давали, я не могла заявить своих прав и на это.

Спустя несколько часов ночи я жалею, что выбросила куртку охранника, а не постирала ее, или отбелила, или разорвала в лоскуты. Надо было сделать хоть что-то. Воздух над рекой остывает, и мне остается только дрожать и пытаться заснуть. Правда, в том пальто умер человек. Но это еще не значит, что оно не могло принести пользу.

Может быть, какой-нибудь Красный найдет его и приведет в порядок.

Или его найдет Орриан. И тогда он поймет, куда двигаться дальше.

Эта мысль пугает меня больше, чем ночной воздух.

«Нет, – говорю я себе. – Орриан думает, что ты погибла в сотне миль отсюда. С остальными его стражниками, с милой Магидой. Что ты – обугленный в яме труп. Убита в засаде, Алой гвардией или Монфором, или и теми, и другими. Убитые Серебряные, еще одни жертвы множества войн, которые мы сейчас ведем. Он никогда не найдет тебя, если ты будешь продолжать бежать. На этой реке ты в безопасности».

Я почти верю в это.

Когда я просыпаюсь перед рассветом, на мои плечи и ноги накинуто одеяло, окутывающее меня незнакомым теплом. Я почти могу притвориться, что я дома, у себя дома , что отец еще жив, а мы находимся в Приливных водах. Но это было шесть лет назад. Далекое воспоминание – которое никогда больше не повторится.

Я моргаю и вспоминаю.

Я плыву на лодке Красного Речника совсем одна, меня ненавидят все вокруг и мне некуда идти. Я могу двигаться только вперед. Мертвая девушка в бегах.

И хотя каждый мой вдох отравлен страхом, страх мне здесь не помощник. Эти Красные не должны знать, что я в ужасе от того, что осталось позади, и от того, что все еще может произойти.

Поэтому я сажусь, поднимаю подбородок, натягивая на лицо презрительную усмешку при виде накинутого на мои колени потертого мягкого одеяла. Как будто это самая оскорбительная вещь в мире, а не доброта, которой я не заслуживаю.

Прежде чем осмотреть палубу, я оглядываюсь назад, на тянущуюся ленту Огайюса. Он выглядит почти так же, как и вчера. Мутная вода, зеленые берега, Озёрный край, простирающийся на север, Спорная территория – на юг. С обеих сторон не заметно никаких признаков жизни, в поле зрения нет ни людей, ни городов. Такое близкое соседство не радует ни одну из стран – и на протяжении многих миль на этой границе есть только несколько небольших причалов.

– Что-то потеряла?

Самодовольный капитан прислоняется к перилам в двух ярдах от меня, скрестив руки и согнув ноги, развернув ко мне корпус повернувшись ко мне. Даже в тусклом предрассветном свете я вижу, что у него на бедре висит пистолет. У него хватает наглости ухмыляться, его идиотский золотой зуб подмигивает, как насмешливая звезда.

– Просто пытаюсь оценить, сколько мы проплыли, – быстро отвечаю я холодным голосом. – Твоя лодка плывет медленно.

Он даже не вздрагивает. Вчера, в блеске солнечных лучей, его волосы казались почти темно-рыжими. Сейчас в раннем утреннем свете они черные, стянутые в аккуратный хвост. Я окидываю его взглядом – его коричневую кожу, покрытую веснушками и потемневшую от многих лет, проведенных на воде. Руки в шрамах, рубцы от веревок. Держу пари, у него грубые пальцы.

– Моя лодка отлично справляется с поставленной задачей, – говорит он. – На шестах или на моторе – мы тратим на дорогу столько времени, сколько нужно.

С тяжестью на сердце я вспоминаю, что монет в моем кошельке становится все меньше.

«Надо было заплатить ему гораздо меньше, чем я предложила. Дура. Идиотка».

– Я плачу вам за то, чтобы вы плыли быстрее.

– С какой стати нам это делать? – Он наклоняет голову и плавно отталкивается от перил. Этот человек выбрал себе жертву. Думает, что он хищник, хотя на самом деле сам является добычей. – Что такая Серебряная, как ты, делает на моей реке?

Я сжимаю челюсти и поднимаю подбородок. Надеваю властную маску, на которую полагалась во многих Серебряных дворах, которую носила перед моим дядей, моей матерью и любыми благородными Серебряными, которые могли бы испытать мое терпение. На капитана она не действует.