Виктория Авеярд - Разрушенный трон [litres]

Даже без своих молний Мэра Бэрроу все равно умудряется поразить меня в самое сердце.

Она поднимает голову и смотрит наверх, и я вижу ее такой, какой она была, когда мы нашли ее в той отвратительной комнате, в луже крови – как Серебряной, так и Красной. Стены той комнаты были выложены безмолвным камнем. Она лежала на полу, ее волосы были мокрыми и спутанными, глаза ее были закрыты. Глаза Мэйвена – открыты. Такие голубые, такие широкие. Такие пустые. Он был мертв, и я думал, что и ее тоже больше нет. Я думал, что потерял их обоих, потерял в последний раз. Брату бы это понравилось. Однажды он уже отнял ее, и если бы мог, забрал бы ее навсегда.

Мне стыдно в этом признаться, но сначала я потянулся к нему. К его запястью, его шее. Пытался нащупать пульс, которого уже не было. Его тело уже начало остывать.

Она же была жива. Ее дыхание было неглубоким, и с каждой секундой этот хрип становился все тише.

Я знаю, что даже сейчас с ее губ срываются крошечные ритмичные клубы пара – как и у меня. Я прищуриваюсь, надеясь разглядеть ее получше. Все ли с ней в порядке? Изменилась ли она? Готова ли?

Это бесполезно. Она слишком далеко, а освещение дворца слишком слабое, чтобы было видно что-то кроме очертаний ее фигурки, укутанной в одеяло. Я могу позвать ее. Она меня услышит – и плевать, что я разбужу половину поместья. И все же слова как будто застревают в горле, а язык онемел.

Я молчу.

Два месяца назад она сказала мне не ждать. Когда она это сказала, ее голос дрогнул, разбился, как разбилось мое сердце. Я бы не возражал, если бы она ушла молча, не произнося этих слов.

«Не жди».

Подтекст был ясен.

«Если хочешь – можешь двигаться дальше. Если найдешь кого-то другого – хорошо».

Но тогда это не причиняло такую боль, какую причиняет сейчас. Я так и не смог понять, как можно сказать что-то подобное человеку, которого любишь и в котором нуждаешься. Как можно сказать такое ей.

Балюстрада согревается под моими руками, теперь крепко сжатыми и наполняющимися теплом.

Прежде чем я успеваю сделать какую-нибудь глупость, я поворачиваюсь и рывком открываю дверь – только чтобы тихонько закрыть ее за собой.

Я оставляю ее наедине со звездами.

Мэра

Просыпаясь, я на мгновение забываю, где мы, что мы здесь делаем. Но я вспоминаю. Вспоминаю, кто здесь еще – и кто не заговорил со мной вчера вечером.

«Он видел меня – я знаю, что видел. Он был на балконе и, как и я, смотрел на звезды и горы. И он не сказал мне ни слова».

Грудь сжимается от боли. В голове проносится столько возможных вариантов развития событий, проносятся слишком быстро, чтобы мой просыпающийся разум мог их осознать. И все они связаны с его силуэтом, с тенью, скрывающейся в темноте.

«Он не сказал ни слова».

И я тоже не сказала.

Я заставляю себя открыть глаза, для вида зевая и потягиваясь. Моя сестра и так за меня беспокоится. Не хватало еще, чтобы к списку ее забот добавилась моя душевная боль. Мы все еще живем в одной комнате по моей просьбе. Я уже несколько месяцев не пробовала спать одна – и не собираюсь делать это сейчас.

На этот раз она не суетится вокруг меня. Вместо этого Гиза с суровым видом взирает на свои швейные принадлежности.

– Обиделась на нитки? – спрашиваю я, зевая уже на самом деле.

Она переводит взгляд на меня. Это пугает меня до смерти.

– Начинаю, – говорит она. – Подготовка к гала-концерту займет большую часть моего времени с учетом того, что Бри, Трами, Килорн, ты, Фарли и половина всех, кого я когда-либо встречала, умоляют, чтобы я что-нибудь сшила им к концерту.

Я против воли ухмыляюсь. Я знала, что на самом деле она не оставила бы Бри без наряда. Гиза всегда лает, но не кусается.

– Хорошо, скажи мне, как тебе помочь, – говорю я, спуская ноги с кровати.

Коснувшись пальцами ног холодного деревянного пола, я сразу же принимаюсь искать затерявшиеся в одеялах носки.

Мы переедем в наш постоянный дом только через неделю, но Гиза уже настаивает на том, чтобы мы собирали вещи. Или, скорее, переставили наши скудные пожитки, потому что они уже упакованы.

Гиза качает головой, мурлыча себе под нос.

– Ты точно не славишься своими организаторскими способностями.

Я возмущенно шиплю, но Гиза даже не пытается спорить. Она просто указывает на мои разномастные носки. Один зеленый и потертый, другой из толстой черной шерсти. Мой рот захлопывается так же, как и открылся.

– Кроме того, – говорит она, все еще ухмыляясь на мои ноги. Я шевелю пальцем ноги в ее направлении. – Тебе самой есть о чем подумать, и у тебя гораздо более напряженный график, чем у меня. Не завидую я тебе. Все эти собрания… – добавляет она, кивая на беспорядочную стопку бумаг у моей кровати.