Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь – чего угодно, что помогло бы мне победить Каллигана. Все бесполезно. Райден ничего не может сделать. Моя команда ничего не может сделать. Моя мать, оставшаяся в каюте короля пиратов, беспомощна.
А сирены… А что сирены?
Они проиграли битву, а теперь, когда их королева снова захвачена, они, вероятно, уже покинули эту часть океана.
Но что, если они все еще здесь? Что, если они просто прячутся внизу, под водой, и ждут, когда их королева вернется?
Я не моя мать, но я дочь королевы. Они смотрели на меня, как на чужую, так могу ли я позвать их? Станут ли они вообще слушать?
Поскольку это единственный оставшийся у меня шанс, я пою. Моя песня – облако отчаяния и мольбы. Крик о помощи, что борется с ветром, падает в воду в поисках любого, кто может услышать.
Теперь, когда я взываю к сиренам, я чувствую – их сотни. Они плачут под волнами. Боятся за свою королеву, оплакивают павших, опасаются за свои жизни. Это так…
По-человечески.
Некоторые затихают, прислушиваясь к моей песне. Я чувствую, как их внимание переключается на меня. Я принадлежу к королевской семье. Это течет по моим венам, проскальзывает в моей песне. Сирены не должны меня слушать, но если я смогу подобрать правильные слова…
– Я Алоса-Лина, дочь Авали. Моя мать жива. Она пленница на этом корабле. Неужели вы не поможете? Осмелитесь ли вы сражаться с пиратами, которые вторглись в ваши воды и украли то, что принадлежит вам?
Они перешептываются между собой. Я чувствую это в их песнях, в том, как дрожит вода вокруг них.
Ответ слабый, но одна из них все же говорит:
– Разве ты не из пиратских отбросов? Разве ты не отклонила призыв королевы, когда она пригласила тебя вернуться домой? Даже сейчас ты остаешься на твердой земле, отказываясь присоединиться к своим сестрам.
Все это время мой отец, остановившись передо мной, пристально смотрит на меня.
– Стараешься призвать сирен? Они сбежали обратно к себе, на глубину. Ты чужая для них. Уж об этом-то я позаботился.
– Вы превосходите пиратов численностью, – объясняю я . – Я тоже против них, я помогу вам победить.
В ответ я слышу песню сомнения. Их песни – эмоции, изливающиеся без каких-либо усилий, как будто сирены не могут не петь.
Теперь никто не будет разговаривать со мной. Сирены продолжают свой скорбный вой, пока моя песня не иссякает. Я больше не слышу их.
– Брось свой меч, – говорит Каллиган резким, не терпящим возражений тоном.
Он не станет повторять. Его следующий удар унесет чью-то жизнь.
– Алоса, – слышу я тихий голос Райдена. Он стоит очень близко, но люди Каллигана крепко удерживают его.
Я опускаю меч, как велел мой отец, и поворачиваюсь к Райдену. Несколькими меткими ударами заставляю удерживающих его пиратов отступить.
Схватившись за Райдена, я выпрыгиваю с ним за борт.
Вода окутывает меня, укачивает, приветствует. Мое тело потягивается, наслаждаясь волнами вокруг. Мои мышцы чувствуют себя отдохнувшими, готовыми вернуться в бой.
Райден наблюдает за мной, убеждается, что я – это я, прежде чем ободряюще кивнуть и поплыть к поверхности.
Смех отца доносится до меня даже здесь, внизу.
– Ваш капитан бросила вас! Она предпочла прожить свою жизнь безмозглым чудовищем, чем пойти ко дну вместе со своим кораблем и командой. Я и не подозревал, что вырастил труса.
Слыша эти слова, я ничего не чувствую. Моя команда знает, в каких условиях я выросла. Они не поверят Каллигану. Они знают, что я бросилась в воду, чтобы спасти их, а не себя.
Так что я плыву далеко-далеко вниз, все глубже спускаясь по дуге. Для меня ясно, как божий день, что ни один человек не смог бы вынести такого давления, а уж тем более что-то разглядеть.
Я легко нахожу сирен. Сестры, с которыми я бы выросла, если бы жила жизнью сирены. Они плавают кругами или лежат на дне океана, закрыв лица руками в знак поражения. Они беспокойно дергают ногами, беспомощные, но в то же время разъяренные.
– Я здесь, – пою я для них . – Теперь мы можем поговорить лицом к лицу. Скажите мне, почему вы снова бросили свою королеву.
Те сирены, что постарше, отводят глаза. Волосы скрывают их лица, когда они беспокойно переминаются с ноги на ногу. Они были там, когда их королеву похитили в первый раз. Им стыдно – так сильно, что они не могут смотреть мне в глаза.
Дети сирен прекрасны, как идеальный морской жемчуг. Они прячутся за своих матерей – те, у кого они еще остались. Девушка с волосами цвета сверкающего песка жмется к женщине с черными, как ночь, локонами. Ребенок, которому не больше пяти лет, поет о смерти своей матери. Она ясно видела, как гарпун попал в ее мать, как глаза ее закатились, как она опустилась на дно океана.
Читать дальше