Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

– Дурак!

На пальце, проведенном под губой, осталась тонкая красная полоска.

– Ну-ка, иди сюда! – скомандовала Эльга. Она легла животом на разбросанные по одеялу листья. – Где ты там?

Злая, проворчали, ломаясь, листья. Тише, тише, хозяйка. Не ваше дело, ответила им Эльга, отбрасывая прилипал от пальцев.

– Рыцек!

Котенка на полу у кровати не было. Девочка свесилась вниз головой, осматривая углы комнатки и темноту под шкафом.

Пусто.

– Рыцек!

Она повернула голову – ага, дверь закрыта, значит, не убежал, где-то здесь.

– Я уже почти не сержусь, – сказала Эльга, заворачивая свешивающийся край одеяла. – Но ты тоже хорош! Как царапнул!

Сначала ей показалось, что и под кроватью никого нет, но потом в глубине, у дальней задней ножки, блеснули фонарики серо-голубых глаз.

Котенок жалобно мяукнул, будто надеялся, что его не найдут.

– Все, – протянула руку Эльга, – иди ко мне.

Но Рыцек, наоборот, попятился.

– А молока хочешь? Ай!

Эльга, кувыркнувшись, стукнулась о доски пола так, что звереныш под кроватью подпрыгнул от страха. Должно быть, ему показалось, что она сделала это нарочно, чтобы его испугать.

– Чуть шею не сломала, – пожаловалась Эльга, потирая ушибленное плечо.

– Мяу, – пожаловался Рыцек.

Эльга вздохнула.

– Да, я разозлилась, а ты не виноват. И я за это, видишь, получила синяк.

Она заползла под кровать и снова протянула к котенку руку. Несколько мгновений ожидания – и Рыцек ткнулся в кончики пальцев прохладным носом.

– Это мир? – спросила Эльга.

– Мяу! – ответил звереныш.

– Ну, пусть будет мяу.

Посмотрев искоса, она вдруг увидела под одуванчиком и шигулой нежные, розово-фиолетовые пятнышки вереска.

– Вереск? – спросила Унисса.

Эльга кивнула.

– Значит, он очень одинок, – сказала Унисса.

Она отступила от марбетты, на которой стоял свежий букет ученицы. Рыцек был намечен на нем тонким лиственным штрихом – изгиб спины, лапа, овал головы. Даже не полноценный букет, а торопливая, почти небрежная работа. Но – удивительно – казалось, что так вольно обозначенный котенок вот-вот обиженно мяукнет и, прыгнув, спрячется за доску. Крохотные цветы вереска там, где угадывались грудь и живот, придавали ему толику трогательной беззащитности.

Заведя руки за спину, Унисса прищурилась.

– Кое-что ты ухватила, – признала она.

– Не все?

– Нет. Это было бы слишком самонадеянно.

– Да, мастер Мару.

– В целом букет вполне заслуживает своего места на стене удачных работ. – Унисса присела перед Эльгой. – Если, конечно, ты поняла, почему Рыцек у тебя не получался раньше.

Она заглянула ученице в глаза.

– Я думаю, – не мигая, сказала Эльга, – это потому, что я тоже ударилась, как и он.

Мастер фыркнула.

– Ты уверена? Мне кажется, дело кое в чем другом.

– Я разозлилась.

Унисса вздохнула.

– И злость тебе помогла?

Поднявшись, она слегка распушила кончик лиственного кошачьего уха на букете.

– Нет, я… – Эльга потупилась и затеребила складку на платье. – Я очень испугалась за Рыцека. А потом вдруг увидела второй слой.

– Это теплее.

– Что я за него испугалась?

– Не что, а почему ты за него испугалась.

– Потому что он был маленький и слабый, – сказала Эльга.

– И все? – с улыбкой спросила Унисса.

– Потому что я его люблю.

– Вот, – мастер наклонилась к ученице и прижала пахнущий листьями палец к ее носу, – запомни, Эльга Галкава, в чем здесь дело. Увидеть суть животного или птицы, любого зверя и жучка можно, только преисполнившись к ним любви. Поняла? Тогда они откроются тебе. Тогда все откроется тебе.

– Да, мастер Мару.

Любить Рыцека было очень легко.

Он был веселый и проказливый. Он играл с листьями, и боялся мышей, и смешно подскакивал, когда под полом или в стене рядом с ним раздавалось шуршание. По ночам он бродил по дому, и как у него получалось не столкнуться с мышиным выводком, оставалось загадкой. Возможно, было заключено мировое соглашение с разграничением территорий.

Скоро Рыцек подрос, и к плошке с молоком Эльге теперь приходилось подкладывать кусочки мяса или рыбы. Впрочем, пирогом с капустой и яйцом котенок тоже не брезговал. Но выедал в основном мякоть начинки.

Букеты с ним заполнили Эльгину комнату наверху, теснились в углах и в полном паутины чулане, сменяя букеты с посудой и вещами. Везде Рыцек был живой, везде грозил выпрыгнуть, мяукнуть, заурчать, неожиданно царапнуть за пятку.

Глаза множества Рыцеков мягко светились во тьме.