Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

– Мастерство никогда не растет быстро, – сказала Унисса. – Но вот тебе две кружки…

– Вторая получше, да? – выдохнула Эльга.

– Это точно.

– Вы хотите сказать, что я не должна отчаиваться?

– С чего бы тебе отчаиваться? И вообще, глупый вопрос. Я его не слышала, – нахмурилась Унисса. – Отчаиваться она вздумала!

– Просто я набиваю одно и то же.

– Правильно. А знаешь, когда я перестану приказывать тебе это делать?

Эльга помотала головой.

– Когда тебе, – Унисса щелкнула ученицу по носу, – этот процесс понравится. И пора уже прекращать реветь без повода.

– Да, мастер Мару.

Лето захандрило, заныло, несколько дней лил дождь. Последний летний месяц – пожатье – обрушился в осень. Похожие на сердечки листья на растущей во дворе липе за одну ночь приобрели золотой окрас.

Ремонт кончился. Крыша дома темнела обновленной дранкой. В комнатах было просторно и светло, а новые полы звонко отзывались на стук подошв.

Уже две недели Унисса принимала людей, иногда – на лавке во дворе, если позволяла погода, чаще – в большой комнате. Эльга присутствовала рядом со строгим наказом смотреть на посетителей лиственным зрением, стремясь увидеть то, что составляет их суть.

– Лекарь лечит тела человеческие, – говорила мастер, утверждая в ногах свой сак, – а мастер листьев смотрит в душу. Ты должна не просто увидеть человека, ты должна понять, как ему помочь, где срезать черенок, где сложить вдвое, где завернуть край. В человеке не один слой листьев, а два, а то и три, сокровенное он прячет, иногда это мечта, иногда – стыд, иногда – жаркое желание.

Эльга кивала, а руки при этом самостоятельно набивали букет – половину хлебного каравая. Уже привычное занятие.

Люди приходили самые разные. Кто пешком, кто на телеге, кто в карете. Иные – верхом на ослах или лошадях. Были бедные, были богатые, были цеховые мастера и простые крестьяне, были чиновники, скорняки и стеклодувы.

Мастер не делала различий.

Эльга скоро поняла, что Унисса почти не слушает своих посетителей. Кивает, улыбается, хмурится, но вряд ли в ее памяти задерживается хоть одно сказанное слово.

Листья скользили с ладоней, набирал краски букет. Взгляд мастера упирался человеку в горло или в ямочку между ключицами.

Эльга, спохватываясь, тоже смотрела туда.

Там была ольха, переложенная кленом, или ясень и тмин, или дуб и чешуйки болотной ряски, или лепестки мака и хлебный колос, но за ними – ничего. Как Эльга ни старалась, листья не раздвигались и не показывали спрятанное.

Ладно. Готовый букет отставлен. Взята новая дощечка.

А Унисса все набивает, подрезает ногтем, и ей прекрасно видно, что хранится за первым слоем.

– И я говорю…

Женщина сидела вполоборота, отвернув половину изъеденного оспинами лица, словно именно так и хотела попасть на букет.

Она была пышнотела, с большой грудью. Синее с белой каймой платье безуспешно пыталось скрыть фигуру, оборачиваясь вокруг стула.

Жимолость и лимонник. И мягкий розовый лист.

В распахнутое окно затекал наполненный сыростью воздух. Кто-то, ожидающий своей очереди, заглянул в дверцу у ворот.

– Я говорю, – продолжала женщина, жалуясь, – как ты можешь? А она смотрит в глаза, будто ничего не случилось! Представляете, мастер? Ведь назло. На что ей этот сагрейский шелк?

– На что? – спросила Унисса.

– Вот! – подхватила женщина, принимая пустой вопрос за искреннее любопытство. – Я то же самое думаю! Не на нижнюю же юбку! И резчика из-под моего носа… – Она наклонилась ближе, подбирая складки платья.

Рот ее приоткрылся, но Унисса стукнула пальцем по букетной раме:

– Сядьте прямо!

– Да-да. – Женщина отпрянула и замерла, вращая подведенными глазами. – Возможно, она имеет виды на резчика.

– Возможно, – сказала Унисса.

Мягкие розовые листья слегка разошлись. Но Эльга не разглядела, что было под ними.

– Я бы хотела, – сказала женщина, помолчав, – чтобы ей было стыдно. Вы можете сделать так, чтобы ей было стыдно? Через портрет? Я ей подарю тогда.

Пальцы мастера остановились.

– Я делаю букеты только для посетителей. – Унисса посмотрела на женщину. – Вы понимаете?

Та кивнула.

– А как же!

Подол платья подмел пол. Случайный лист, выскочивший из-под Эльгиной ладони, движением воздуха сдуло к порогу.

– Я знаю, что вы делаете эти пор… букеты, чтобы людям было хорошо, – сказала женщина. – Вроде как бесплатно, от Гуммина, от энгавра Себаста Линдта, по распоряжению нашего кранцвейлера. Но что плохого, если я подарю ваш пор… букет другому человеку? Нет же такого запрета?