Александр Сухов - Ведун [СИ]

— Хорошо, друг мой, вечерком сядем и помянем Мак-Грата в узком кругу. Я распоряжусь. — После этих слов Дмитрий Аркадьевич скорчил свирепую рожу, ну чисто держиморда-полицмейстер из репертуара какого-нибудь провинциального театра и грозно рявкнул: — А тэпер кофэ дэлай, бэгом!

Куда идёшь? — иду к врачу

Чего несёшь? — несу мочу.

А ты, куда идёшь, чудак?

Иду к врачу, несу коньяк.

Себя вопросом озадачь:

Кому быстрей поможет врач?

А. Котельников.

Обычно по утрам я сплю крепко. Даже возня бабушки на кухне не мешает просмотру сновидений. Однако сегодня я был разбужен громкими бабскими криками, доносящимися из приемного покоя. Перевернулся с боку на бок, думал успокоятся, а я продолжу пребывать в сонной неге, поскольку по моим внутренним ощущениям было всего часов около шести, то есть до семи можно посмотреть еще не один сон. Однако женский гвалт и не думал заканчиваться.

Открыл глаза и понял, более покемарить мне не суждено. Сел на кровати, взял с табурета штаны, натянул их и собрался, было, направиться во двор для отправления утренних надобностей. Но не тут-то было, в комнате послышались знакомые шаги, занавеска отодвинулась в сторону и предо мной предстала чем-то очень расстроенная Василиса Егоровна.

— Андрюшенька, — обратилась ко мне елейным голосом старушка, — сокол ты мой ясноглазый, — блин, как-то уж очень подозрительно ласково. Может быть, и поверил бы, но в черных глазах хозяйки будто молнии пляшут, уж я-то изучил её неукротимый норов за время совместного проживания. Определенно бабуля была на взводе и причиной тому был какой-то мой косяк. — Там к тебе пациентки пожаловали. — Далее Егоровна уже не сдерживалась: — Короче, сам натворил, сам м разбирайся, иначе эти заполошные дуры мне всю мебель переломают!

— Что натворил? — недоуменно захлопал глазами я. — Какие дуры?

Голос целительницы вновь приобрел ехидные нотки:

— А те, которым ты по своей доброте душевной и по дурости малолетней решил помочь.

Кажется, я кое-что наконец-то начал понимать. Вот же засада, не зря мой дед говаривал: «Не делай дураку добра, не получишь зла».

— Пара минут, Егоровна. Только на улицу сгоняю. Скажи им, чтобы ничего не ломали.

Вошел в приемный покой не через две минуты, как обещал, а через десять, умытый, причесанный, вполне себе довольный жизнью. Как только появился, на меня обрушился девичий гвалт, причиной которому были четыре смутно знакомые молодые девки. Ну точно знакомые — все из Добролюбова, вот только лица у них, мягко говоря, выглядят не очень. Как там у одного юмориста: «Сами не красные, а морды красные» и причиной тому бугристая сыпь, густо покрывавшая их физиономии. Вот только банные процедуры, как в монологе Евдокимова, тут не при чем. За спинами горластых подружек притаилась пятая, с ней-то мне три дня назад довелось общаться. Прасковья Тихая собственной персоной. Ну кто же еще может быть? Эта не визжит не машет руками, сидит себе скромненько потупив глазки, будто поднятый подругами бедлам её вообще не касается.

Первым делом я резко осадил поросячий визг распоясавшихся фурий:

— А ну цыц, шалавы, ишь разорались! Щас как огрею поленом, будете до конца дней горбатыми ходить! — Неожиданно подействовало. Девки прикусили язычки и уставились на меня как на чудо-юдо заморское, испуганно (а ну действительно огреет) и с затаенным любопытством в глазах. — Всё, успокоились?! Теперь говорим по одному! Давай, Параскея, начнем с тебя! — Похоже девка не поняла, чего от нее требуется, уставилась на меня воловьими глазищами и хлопает ресницами. Ух ты! А моя мазь вполне себе подействовала — отвратительного пятна на её красивом личике более не наблюдается. — Чо зенками шлепаешь?! Рассказывай, почему предназначенная исключительно для тебя мазь оказалась на мордах этих дурёх?!

— Дык, — залепетала еле слышно Прасковья, — оне сами у меня отобрали, кады лицо очистилось. У их тоже родинки на лицах.

— Ага, ты, получается, не при чём?! — от моей саркастической ухмылки девка сжалась будто кролик от взгляда питона. — Я те что сказывал, когда мазь давал?! Ну-ка, напомни?!

— Не давать никому, бо может навредить, — совсем поникла Проня, огромные глазищи начали с катастрофической скоростью наполняться влагой.

— Но, но! Отставить слезы! Сырости мне тут не хватает! — Я грозно прикрикнул на расстроенную девушку и, переведя взгляд на одну из изуродованных подружек, судя по выразительному взгляду синих глаз, наиболее благоразумную из присутствующих дев, спросил: — Как тебя там?