Эд Гринвуд - Патриарх. Огненная чаша (ЛП)

Мысли Перивела смешались в беспорядке. В какой то момент своих поисков, когда другие заклинания раскалывали ночь снаружи, он упал на пол и обнаружил ползущего к нему Тамалона. Младший из Ускевренов смотрел на своего брата сквозь кровавую маску. В одной руке у него был зажат потерявшийся меч Перивела.

— Брат, — выдохнул он, — я…

Следующие его слова так и остались невысказанными, так как раздалось невнятное бормотание их отца, сначала слишком тихое, потом растущее с ужасной страстью, складывающееся в слова, значение которых они не могли разобрать. Это был всплеск растущего горя и ярости, от которого, казалось, поднимался пол, словно волна, бегущая к берегу.

Оба брата упали, перекатываясь и задыхаясь от новой боли, которую причиняли им осколки разгромленной мебели.

Они остановились, наткнувшись на опрокинутую, теперь безоружную статую крылатой женщины, которая всегда показывала больше искусное убранство, а не скромность, и наткнулись на пропавшую стену — и отца.

Алдимар Ускеврен стоял, широко расставив ноги, на покачивающемся холме из камня как наездник, подгоняющий скачущую лошадь. Низко наклонившись над полом, плитка на котором плавилась, словно была сделана из сиропа, а не твердого камня, он удалялся от них, ринувшись вперед на магической волне.

Он направлялся к огромному проему, где располагались солнечные окна, двигаясь во внутренний двор внизу, где находились маги Талендара и Соаргила. Двигающиеся с ним камни издавали скрипящие, глубокие звуки, которые почти заглушали странный тихий голос Алдимара.

Глава дома Ускеврен что-то удовлетворенно бормотал себе под нос.

— Отец, — спросил Перивел, — что ты делаешь?

— Умираю, сын, — ответил Алдимар неторопливо, когда поток камня вынес его из комнаты ввысь. — Я умираю. Пожалуйста не беспокойте меня теперь.

Сыновья Ускеврена вынуждены были цепляться за колонны и края шатких, разрушенных стен, чтобы не быть вынесенными в солнечное окно потоком камня. Алдимар уже был высоко над ними. Волна камня, изогнувшись в дугу, заслонила собой лунный свет.

Снизу послышались крики, вспышки и треск нескольких заклинаний. Одно из них направило на огромный язык движущегося камня медленно ползущую, изорванную сеть молний. Сыновья увидели как Алдимар пошатнулся и скорчился, когда ее голубые пальцы накрыли его.

— Зачем ты делаешь это, отец? — крикнул Перивел.

Глава дома Ускеврен повернулся, чтобы посмотреть на сыновей.

— Человек — это только лишь воспоминание о его делах, в конечном счете, — прокричал он. — Дела же измеряются сдержанными обещаниями. Не забудьте, оба: Ускеврены держат свое слово!

Он взмахнул рукой. Это был сигнал для его заклинания — и волна камня внезапно с ужасной скоростью рухнула вниз.

Искореженное окно зазвенело, когда каменный кулак ударился о землю. Перивел и Тамалон с отчаянной поспешностью ухватились за первое, что попалось под руку, чтобы не упасть.

Они сделали это как раз вовремя, чтобы увидеть как ужасный удар превратил Мармарона Талендара, главу одноименного дома, и почти тридцать воинов и нанятых магов вокруг него в кровавую кашу. Они увидели покореженное тело отца наверху этой бесформенной массы, охваченное сияющей энергией заклинания, которое он создал. Они услышали последний, раскатистый крик Алдимара:

— Умрите, Соаргилы! Умрите, Талендары! И хорошенько запомните наконец: Ускеврены сдерживают свои обещания!

Слова с грохотом повисли над вздымающейся пылью, усиленный магией крик, звучащий когда уже губы, произнесшие их, ушли в небытие. Затем все стихло. Алдимар Ускеврен перестал существовать.

Перивел и Тамалон через пелену слез уставились на засыпанный булыжниками внутренний двор. Все было неподвижно, кроме лениво оседающей пыли, и одной раненой птицы, взмахивающей крыльями возле разрушенного фонтана, затем неуверенно взлетевшей в разрушенную комнату, где нашли свою смерть стражники, и пропавшей из вида отец.

— О-отец, — прошептал Тамалон. — Ты будешь отомщен. Я клянусь.

— Мы клянемся, — эхом отозвался Перивел, голосом, напоминающим звук алмазного ножа, режущего стекло. Он поднял руку и отдал честь мечом, который держал в ней — не своим, который он снова потерял посреди этой суматохи, а тем военным мечом, висевшим на стене в ножнах с тех пор, как они помнили себя.

Голубое пламя пробежало по лезвию, образовав облако шипящих искр на острие меча. Затем раздался удар молнии, пронесшейся через весь двор. Перивел и Тамалон обменялись изумленными взглядами.