Эд Гринвуд - Патриарх. Огненная чаша (ЛП)

Тамалон не смотрел на них. Он глядел ясным и твердым взглядом в незнакомые глаза человека, называвшего себя Перивелом Ускевреном. Не отводя взгляда, он протянул пергамент, но не претенденту, а нанятому волшебнику.

Вельвонт принял документ с улыбкой, больше напоминающей усмешку. Несмотря на то, что все внимание в этот момент было обращено на него, он даже не попытался скрыть ее.

Легкая усмешка, изогнувшая уголки губ Перивела, не дрогнула, когда он снова посмотрел на Тамалона. Он слегка пожал дюжими плечами и сказал мягко:

— Принесите мне чашу.

Ухмылка, появившаяся в глазах Перивела и выражавшая настоящий триумф, сказала Тамалону две вещи: то, что это не мог быть его брат, чью злорадную улыбку Тамалон помнил очень хорошо, и то, что этот самозванец, кем бы он ни был, считал что он может доказать что является Перивелом Ускевреном. Старший брат Тамалона, глава дома Ускеврен, с исключительным правом покупать, продавать и расплачиваться своим имуществом, был похоронен в пепле сорок с лишним лет назад.

Тамалон твердой рукой поставил стакан и позвонил в колокольчик, вызывая дворецкого.

— Кейл, — спокойно приказал патриарх, — принесите сюда чашу.

Когда дворецкий наклонил свою лысую голову и молча повернулся, чтобы выполнить приказ, триумф в глазах Перивела загорелся еще сильнее. Пальцы Тамалона нащупали хорошо знакомую рукоятку ножа, пристегнутого к предплечью, внутри рукава. Он по давней привычке погладил твердую, всегда ободряющую гладкую поверхность рукоятки. Битва началась.

То, что называвший себя Перивелом Ускевреном человек знал о чаше, ничего не доказывало. Половина старых домов Селгонта слышала о существовании Глотка Ускеврена. Давным-давно она была зачарована магом Фалдинора Ускеврена, Хелемголарном Семь Молний, чтобы не давать гулякам красть его мед. Позднее чары чаши были изменены так, что только человек из рода Ускеврен мог дотронуться до нее голой рукой и не быть немедленно сожжен.

В огне Тамалон и увидел в первый раз эту большую чашу из простого металла — точнее, сопротивляющуюся рычащему огню. Она плавала одна, темная и жуткая, среди гудящего огня, пожирающего Штормовой Предел. Тамалон уставился на нее в изумлении, прежде чем его двоюродный дед Роэль стремительно вырвался из дыма, чтобы унести его от огня и смерти и разрушенных мечтаний.

Чаша была одной из немногих вещей, спасенной из пепла. Она был найдена спокойно стоящей на вершине обугленной насыпи, которая прежде была комнатами слуг — и самими слугами — прежде чем они беспомощно провалились в огненный ад кладовых, находящихся ниже.

Штормовой Предел пал тогда. Он не должен пасть снова.

Так или иначе, солнечный свет, льющийся в окна восстановленной высокой галереи, никогда не казался столь же золотым как свет, который светил в окна первоначальной галереи. Тогда свет падал на карты и документы, и переписанные собственноручно Тамалоном бумаги, когда старый Нелембер преподавал тихому, наказанному сыну Ускеврена историю его семьи.

Историю семьи, которая началась где-то в другом месте — его старый наставник никогда не рассказывал где именно — но перебралась на кораблях в Селгонт, чтобы возвыситься и разбогатеть при Фалдиноре Ускеврене.

«Слишком смелые чтобы прятаться», означало семейное имя на каком то забытом языке. Определенно Фалдинор был по всем признакам человеком резким и сильным, ввязывавшимся в одну драку за другой и никогда не отступавшим. Он был так же хорош, как и его слово, в чем многие с восхищением убедились — некоторые за свой счет. Фалдинор Медведь использовал деньги, поступающие от флота купеческих кораблей, курсирующего по Морю Павших Звезд, чтобы организовывать вооруженные экспедиции к вершинам вокруг Высокой Долины, чтобы копать шахты под самыми челюстями и когтями зверей, которые сделали Штормовые Клыки — все еще опасные сегодня — такими рискованными в ту пору. Эти шахты обеспечили достаточно золота и серебра, чтобы сделать Ускевренов владельцами большей части Селгонта, и позволили Фалдинору построить себе настоящий дворец. Как человек прямолинейный, он назвал его согласно его виду: Черные Башни.

Тамалон родился в этом растянутом, незащищенном особняке среди садов, и наблюдал как Селгонт поглощал его земли поле за полем, рощу за рощей, дачу за дачей, наполняя семейную казну, но иссушая при этом частичку его сердца с каждой новой вырубкой и зданием. Почему его дикость началась, безумие мятежной юности, из которой он вышел, потрясенный и собранный, всего лишь за несколько месяцев до того, как огонь заявил свои права на великолепный новый дом Ускевренов?