Николай Васильев - Драгомирье и его окрестности [СИ]

— Светочка! — тотчас вскочила с постели Иветта. — Дай, дай я тебя подлечу!

— Брысь, подлая! Со своими болячками я сама привыкла управляться!

Но кому теперь верить, кому?

— Светозара! — посуше сказала Иветта. — Мы ведь с тобой всегда одних парней делили! Ты, правда, с ними только целовалась, а я напропалую отдавалась, но разница не так и велика. Серж тоже наш типаж, не спорь, а мы точно в его вкусе. Давай снова жить дружно, давай!

— Я подозреваю, что этому псу слишком многие сучки нравятся! И чего я к нему так прикипела? Вообразила, что он мой единственный!

Что молчишь, любовничек?

— Надеялся, что вы друг другу все разъясните, — спокойно сказал Сергей. — Но раз этого не произошло, признаюсь, что я мужчина полигамный. Как и подавляющее большинство из homo erectus. Но…

— Что за но!? — возопила графиня.

— Но есть дамы, к которым я снисхожу и дамы, к которым меня тянет безотчетно. Первые приходят и уходят, а к вам, Света и Вета, припадаю раз за разом я. Не гоните меня!

— Каков подлец, Вета! — с чувством сказала Светозара. — Нет, гони его в шею!

— Совершенно не хочется, Светочка! — в тон ответила баронесса. — Давай его оставим? На двоих, как раньше?

— Этак ты и в постель вашу меня сейчас заманишь! — воскликнула графиня, но почти шепотом.

— Нет, нет, — воспротивился Берсенев. — Я чувствую себя на высоте только с одной дамой! Наедине!

— А ты пробовал… — начала ластиться Вета, но жуир ее оборвал:

— Все, я встаю. Долг зовет на прием к начальству!

— Мы с императрицей твое начальство, — язвительно напомнила Белевская. — И потому ты дашь мне сейчас подробный отчет о своих действиях во время польской кампании. Иветта, распорядись насчет кофе… Язвительность сопутствовала графине и позже, во время опроса, похожего на допрос. Но постепенно Светозара прониклась рассказами ротмистра и она стала требовать самых детальных подробностей того или другого эпизода. «Чего я упираюсь? — приструнил себя, наконец, Сергей. — Ей явно хочется выставить меня героем и она ищет доказательств этому. Пойду навстречу». И стал разливаться соловьем — так что и Вольская начала охать и ахать. По завершении длинного рассказа Белевская решительно сказала:

— Все это вы обязаны теперь записать. Я не поленюсь расспросить и ваших товарищей и ваше начальство. Если противоречий не обнаружится, вы получите чин полковника и более высокий титул.

— Для чего вам это нужно, ваше сиятельство? — спросил суховато Берсенев. — Раз я уже не ваш фаворит?

— Молчать! — прикрикнула графиня. — Коли признались, что вас ко мне влечет, то будьте добры соответствовать! Марш за стол в кабинет, а мы с баронессой должны еще поговорить… После сдачи письменного задания ротмистр собрал свои немногочисленные пожитки и поехал в коляске Белевской к излюбленной гостинице. Графиня не поленилась зайти в холл и кстати: администратор попытался в заселении вояке невысокого ранга отказать.

— Графиня Белевская, — отрекомендовалась спутница.

— Что вам угодно, ваше сиятельство? — тотчас залебезил портье.

— Я уверена, что вы найдете для моего друга самый лучший номер, — непререкаемо произнесла аристократка. — Или это не так?

— Так, так, пресветлая госпожа! Простите мое невежество!

— Если при последующих заселениях подобный казус с господином Берсеневым повторится, вы можете лишиться не только места, но и права на жительство в столице…

— Умоляю, простите! Я тотчас впишу господина Берсенева в список привилегированных жильцов! Первым номером!

— Уж будьте добры… А вы, ротмистр, ожидайте вызова в Генштаб и никаких личных инициатив!

— Хотелось бы по своей инициативе сходить в кафе-шантан на Чистых прудах… — изобразил робость Сергей.

— Это ради бога. Но никаких сопровождающих дам по возвращении в гостиницу я не потерплю! Портье за этим проследит, не так ли?

— Встану на пути дам-дам грудью, ваше сиятельство!

Спустя неделю полковник Берсенев (звание ему присвоил два дня назад начальник Генштаба) вновь предстал перед Властилиной Драгомирской, но не один, а в составе трех десятков штаб-офицеров Львовской и Виленской армий, явившихся за получением заслуженных наград. Дождь орденов не преминул осыпать героев Польской кампании, причем полковник Берсенев получил святого Георгия — самый боевой, самый славный. В конце же церемонии Властилина объявила: