Игорь Ковальчук - Черно-белая война

– Тебе очень идет маленький ребенок, дорогая, – сказал он нежно. – Как ты насчет того, чтоб завести еще одного?

– А я вот и сама думаю, – мечтательно произнесла Дебора.

Мэлокайн смотрел на мать мрачно, но без прежней ненависти, бравшей начало в ревности и жажде любви, которой он был лишен. Глядя в ее посветлевшее лицо мадонны, он впервые задумался о том, что эта женщина вряд ли отправила его к отцу в коробке из-под апельсинов, если бы могла оставить малыша при себе. Может быть, ее ревнивый муж действительно прикончил бы новорожденного байстрючонка, застав его дома после трехлетнего отсутствия. Может быть, Дебора действительно думала о сыне, а не о собственном удобстве, когда подвергала жизнь отпрыска такой опасности.

В конце концов, он же выжил. Действительно ли лучше жить в доме ненавидящего его отчима и легкомысленной или зашуганной матери? Он, по крайней мере, знал, что такое настоящая отцовская любовь. А Орден… Ну что ж. Любой опыт хорош тем, что он добавляет знаний и повышает шансы выжить в дальнейшем. Теперь, когда он встретил наконец свое счастье, может позволить себе снисходительность.

Поэтому он подошел к матери и неуверенно сказал:

– Кроватку можно поставить ко мне в комнату. Я привык подолгу не спать.

– Это ни к чему, – решительно ответила Дебора. – Девочке лучше пока быть со мной. Все-таки я знаю, как с ней управиться. Ну не посплю ночью – днем вздремну. Ничего страшного. Мэл, устрой меня, пожалуйста, в комнатке потеплее. Девочку лучше пеленать в тепле.

– Я могу включить паровое отопление. Котел в подвале.

– Это будет замечательно, – обрадовалась женщина и на удивление робко посмотрела на сына. – Ты меня устрой в какой-нибудь комнатушке. Я пойду, уложу ее. Мор, поставь кроватку в комнату.

Дебора пробыла с ребенком десять дней. Она ухаживала за внучкой просто замечательно, казалось, ее не раздражают ни крики по ночам, ни колики, ни другие выходки. Приехавший детский врач не нашел у ребенка никаких заболеваний, выписал витамины и придирчиво осмотрел весь дом, заглянул даже в подвал, словно пытался убедиться – выведены ли крысы или они просто талантливо прячутся. Документы удалось оформить за рекордно короткий срок, уже через три дня Мэльдор привез сыну свидетельство о рождении, в котором были указаны и отец, и мать. По закону, если Моргана все-таки решит удочерять несчастную сироту, ее имя будет просто указано рядом с именем Тайарны Эмит. Та, что родила, все равно оставалась матерью, хотя бы в памяти документов.

Через десять дней ликвидатор перевез в дом жену. Он боялся говорить ей о ребенке, но в то же время тянуть было неразумно, и он заставил себя объяснить сложившуюся ситуацию прямо и кратко. К его удивлению, Моргана не испугалась и не обиделась, а обрадовалась. Она потребовала немедленно показать ей малышку, с удовольствием взяла ее на руки, покачала, глядя умиленно и восторженно. На осторожный намек Мэльдора торопливо ответила, что обязательно удочерит Эмиту, и, когда отец вышел из комнаты, подняла потеплевшие глаза на мужа.

– А мне? – мягко улыбаясь, потребовала она.

– Что?

– Как насчет сделать малыша и мне тоже?

Через месяц, на день своего рождения (Мэльдору исполнилось ровно сто лет, и это событие решено было отпраздновать в кругу ближайших родственников), лучший юрист-защитник Асгердана собрал детей в своей гостиной. В помощь служанке он нанял еще двух, в том числе и кухарку, которой предстояло готовить простые блюда – угощения позатейливей заказали в ресторане. Из сейфа в подвале извлекли серебряный сервиз и отделанную серебром и бирюзой хрустальную посуду, стол застелили шелковыми скатертями. Дебора, принарядившаяся к торжеству, сияла бриллиантами – явным свидетельством преуспевания ее супруга.

За столом уселись Мэлокайн и Моргана со спящей малышкой на руках, Руин и Катрина, очень смущенная роскошной обстановкой, Серина, младшая дочь Деборы, падчерица Мэльдора, которая давно выросла и теперь училась в Академии художеств, и веселый Дэйн, постоянно отпускавший комментарии в адрес отца. Он вертелся, как юла, подпрыгивал на месте и все тянулся к графинам с дорогим вином. Он напоминал шаловливого подростка, который норовит попробовать спиртного, хотя ему это запрещают. Разумеется, будь даже он десятилетним ребенком, ему никто не запретил бы попробовать вина, ведь Дэйн носил фамилию Мортимер. Немного спиртного получше влили даже в ротик Эмите, малышка причмокнула и, поворочавшись, продолжила спать.