Вечером объявился Эдвин. За суетой успела забыть, что сегодня суббота. Немудрено – все крутились как белки в колесе. Я – по женской части, Алоис – по хозяйственной. Даже открывать пошел в переднике: мыл посуду.
– Что у вас происходит? – магистр покосился на сложенные стопочкой пеленки на столе. – В семье Ксержик прибавление?
Мы с Алоисом одновременно кивнули и вернулись к делам. Когда в доме маленькие дети, не до гостей. Но вот Маргарита позвала «свое солнышко», и это самое солнышко унеслось прочь, на прощание щедро подарив на ночь весь первый этаж – Ксержик ночевал у жены, пусть пока только под боком.
Обняла Эдвина, спросила, скучал ли. Он заверил: очень, и лукаво добавил:
– У меня для тебя сюрприз, даже два. Маленький со мной, большой ждет в Вышграде.
Заинтригованная, потребовала предъявить подарок. Только бы не книга! Пусть она лучший подарок, но предпочла бы сережки.
Эдвин с загадочным видом порылся в кармане и достал браслет. Серебряная змейка надежно обнимала запястье. По металлу вился рунический узор. По словам Эдвина, украшение оберегало от нежити:
– Тут, в Ишбаре, этого добра навалом.
Чмокнула любимого в щечку и уселась рассматривать подарок. Краси-и-ивый!
О втором подарке и не мечтала – ради меня Эдвин затеял ремонт. Новые шторы в спальне – лучшее доказательство любви. Запомнил ведь! Что поделать, терпеть не могла то желтое убожество. На радостях наготовила вкусностей. Пирог с черникой в Эдвина уже не влез. Шутя, он поинтересовался, не собралась ли я убить его столь изощренным способом. Ну уж нет, Эдвин Лазавей, вы нужны мне живым!
Уже в постели, в темноте, замучила любимого вопросами. Такова уж женская природа, любим мы поговорить о чувствах.
Мерзавец приврал насчет любви! Оказалось, во время войны с Осунтой ею и не пахло. Да, нравилось, самолюбие грело.
Разумеется, магистр называл вещи иначе, выгораживал себя, только в итоге проговорился.
– Да, сейчас все не так, как зимой, многое изменилось. Постоянно думаю о тебе, новая преподавательница зельеварения улыбнулась – не заметил.
Молчать не стала, поколотила и заявила: либо серьезно, либо никак.
– Да серьезно, серьезно! – оправдывался побитый любовник. – Ну не лгал я, просто преувеличивал! Как тебе доказать, что никакая другая мне не нужна?
Отвернувшись к стене, изображала глухую, слепую и немую, а Эдвин изо всех сил вымаливал прощение. Сообразив, что поцелуйчики не прокатят, пообещал десять баллов на экзаменах по всем своим предметам. Воистину серьезно! У Эдвина любимчиков нет, взятки он не берет – и вот пошел на сделку с совестью. Разумеется, отказалась и, опять-таки разумеется, простила. Не могла я долго сердиться.
– А с чего вдруг домом занялся? – перекатилась на другой бок и прижалась к Эдвину. – Помнится, Алоис затеял ремонт, когда сделал предложение Маргарите.
Любимый напряженно молчал.
Та-а-ак, неужели удар попал в цель?
– Ну, тебе многое не нравилось, – выкрутился Эдвин. – Раз живем вместе…
– Давно ли? – подловила я.
– С августа месяца.
– И?..
Жаждала продолжения, но его не последовало. Ладно, грядущий переезд – огромный шаг. Совместное хозяйство абы с кем не заводят, а любовницу в свой дом не селят.
* * *
В Вышград вернулась в конце лета. Еле вырвалась! Алоис пытался устроить няней, Маргарита его поддерживала: рвалась на работу. С трудом, не без помощи Эдвина, отбилась от неугомонной парочки. Их дети, пусть сами и разбираются. Ксержик тут же заклеймил нелюбовью к Вазэру и Сафире. Пришлось напомнить, кое-кто мне не отец, то есть никаких братьев и сестер у меня нет. Ответ поражал краткостью: «Зараза!» Вот и гадай, какую бездну смысла вложил сюда Алоис.
– Это, конечно, не мое дело, но у вас проблемы, магистр Ксержик, – намекнул обнимавший меня за плечи Лазавей.
Алоис глянул на него исподлобья.
– Да, проблемы, поделиться могу. Одно утешает, Агния и на вас отыграется, недолго зубоскалить, будущий зятек.
Любимый мгновенно стушевался, заерзал, убрал руки.
Ксержик в ответ расплылся в гаденькой улыбке.
– Речь не о детях, – Эдвин отчего-то виновато смотрел на меня. Можно подумать, я Франка, чтобы привязывать мужчину подолом! – Дело в Агнии. Она ваша дочь, а вы…
– Да не скрываю я! – Алоис пребывал в тихом бешенстве. Причина тому – орущие с утра дети, сбежавшее молоко и выговор Маргариты. – Что еще? Да называй ты отцом и катись отсюда!
Меня сгребли в охапку, чмокнули в нос и выставили за дверь, наградив угрозой припомнить отказ покачать хоть одного младенца.
Читать дальше