— Умри за тех, кого забрало твое колдовство! — кричали тем временем люди.
Пламя подбиралось все ближе к ногам. Еще немного — и огонь робко лизнул ботинки Клода, превращая их в лохмотья. Ступням стало нестерпимо жарко, будто их с размаху сунули в кипяток. Жар поднимался все выше и выше, охватывая голень, колени, бедра. Ступни тем временем буквально плавились вместе с ботинками, кожа лопалась, и Клоду казалось, что он слышит, как кипит кровь и трещат кости. От боли рядом очнулась Люси и закричала. Его голос присоединился к ней:
— Помогите!
— Пожалуйста, кто-нибудь!
— Горите, дети дьявола! — отвечала им толпа.
— Спасите!!! — истошно закричал Клод, чувствуя, как срывается голос в тщетной попытке перекричать толпу, а глаза застилают слезы боли и отчаяния. Глотка забилась дымом и гарью, тело обессилело.
И тут небо будто разверзлось под грохотом сильного мужского голоса:
— Хватит! — пророкотал он, и будто бы камни посыпались с неба. Все крики смолкли, и даже огонь словно остановился. — Стойте!
Откуда-то сверху разнесся пронзительный скрип, а по брусчатке — цокот копыт. Замершая толпа смотрела на своих пленников, но теперь со смесью удивления и ужаса, люди стояли в тех позах, в которых их настиг голос, и не могли пошевелиться, лишь переглядываться в поисках помощи. Клод поднял голову и встретился взглядом с насмешливым черным глазом, горящим над головами людей как всевидящее око.
— Сколько зим! — весело крикнул ему Дик Одноглазый. — Не так представлял себе я нашу встречу.
Клод попытался что-то ответить, но из горла вырывался лишь какой-то хрип.
— Говорил я тебе, не ходи в мертвый город, — продолжал Дик, без тени удивления, будто спасает людей от публичной казни на костре каждый вторник. — Хорошо хоть додумался меня позвать.
Он не спеша слез с лошади и проковылял к пятачку около башни, на котором застыли Густав, пара парней, связавших Клода, и сам Клод с Люси в объятиях застывшего огня. Дик спокойно и в полном молчании развязал Клода и девочку, аккуратно усадил их спиной к башне и связал той же самой веревкой Густава с помощниками. Затем опустился рядом со спасенными пленниками и вытянул ноги.
— Ну, рассказывай, — кивнул он Клоду.
— Что? — не понял тот.
— Говори, как ты докатился до жизни такой, — хохотнул Дик. — Ты же вроде бы прятаться собирался. Если ты вдруг не знаешь, то лечь на дно означает не привлекать к себе внимание, а не быть принесенным в жертву древним предрассудкам. Хотя такой путь тоже в какой-то мере решает проблему…
— Это не смешно, — буркнул Клод, растирая горло, чувствуя, как к нему вместе с голосом возвращается жизнь. Ноги еще саднило, но глоток свежего воздуха пьянил и обнадеживал.
— Ну, не знаю, — возразил Дик, все еще широко улыбаясь. — Меня еще ни разу не сжигали на костре. Хотя я давал для этого поводов куда больше.
— Не сомневаюсь, — все также мрачно отозвался Клод. Отдышавшись, он начал осматриваться по сторонам, пока, наконец не заметил странного оцепенения, охватившее все вокруг кроме них самих. — А что это с ними? — спросил он, указывая на горожан.
— Считай, что они просто спят, — отмахнулся собеседник. — Нам нужно обсудить гораздо более важные вещи.
Он расположился напротив Клода, сложив ноги по-турецки, поерзал, усаживаясь поудобнее, и внимательно посмотрел в глаза юноше. Того немного передернуло.
— Клод Мангери, — сказал Дик серьезным тоном, совсем не похожим на прежнюю шутливую манеру. — Как тебе Тремола?
— Что? — опешил Клод.
— Как тебе город, спрашиваю. Нравится, нет? Люди какие? Погода, не знаю, достопримечательности?
— Ты сейчас серьезно? — парень пытался подавить улыбку. — Это и есть твои важные вещи?
— Более чем, — кивнул Дик. — Ты бы лучше не смеялся, а отвечал.
— Ну, — Клод немного замялся. — Город как город. В меру приятный, ухоженный, и люди тут неплохие…
— Неплохие, — эхом отозвался Дик, кивнув в сторону застывших горожан. — Ну-ну…
— Я не это имел в виду, — смешался Клод. — Я…
— Что — ты? Понимаешь, в чем проблема, Клод? — наседал Дик. — Кто ты и что ты? Почему ты выбрал Тремолу, хотя я предлагал тебе другой город тогда, в таверне? Почему ты бежишь спасать всех и вся, всецело доверяя какому-то призраку, а сам не очень-то спешишь разобраться и подумать, в чем дело? Что ты тут делаешь, Клод?
— Я… — начал тот и задумался. Дик был прав, как и всегда, впрочем. Все, с самого начала, проходило перед мысленным взором Клода в замедленной съемке. Будто озвучивая все эти события, он заговорил. — Я очень боялся. Всю свою жизнь, сколько себя помню, за мной всегда следовал страх. Тогда в таверне, на дне твоего сундука была кульминация: я понял, что больше всего на свете не хочу бояться. Я думал, что в заброшенном городе только руины и воспоминания, а этого не стоит бояться.
Читать дальше