Анна Азимова - Город ведьмы [СИ]

По гравийной дорожке раздались быстрые шаги. Хрупкое мгновение разбилось на сотни осколков, а Марк резко поднял голову и напрягся, совсем как зверек. Слуги уже спешили вернуть маленькую хозяйку в ее темницу.

— Мне пора, — сказал он сестре. Она сидела, опустив голову и как-то неестественно привалившись к спинке лавочки. Почуяв недоброе, он тронул ее за плечо. — Ари? Ари, ты слышишь меня?

От прикосновения девочка наклонилась еще больше и упала на скамью, как тряпичная кукла. Марк схватил ее за руку, пытаясь удержать. Что-то ему подсказывало, что произошло непоправимое.

— Ари! — закричал он. — Ари!

Но она уже не могла ответить. Как-то неестественно вывернувшись, Ари лежала на скамье, глядя в небо, которое уже не видела. Лицо ее было безмятежным и отрешенным. Марк, не в силах выдавить из себя ни звука, не отдавая отчет своим действиям, протянул руку и закрыл ее большие глаза.

— Что ты делаешь? — закричали позади него. — Отойди от нее немедленно!

К ним уже бежали люди, и Марк, сообразив, что вряд ли кто-то будет слушать его объяснения, поспешил улизнуть из сада, перемахнув через ближайший забор…

Крупные капли падали на землю тяжело и неуклюже, как разрывные снаряды, и разбивались о гранитные плиты. Казалось, что надгробия плачут. Буквы в вязи имени размывались дорожками «слез», но перед глазами Марка стояла другая картина, так похожая на реальность, что граница между ней и явью стерлась, будто ее и не было. Там, где секунду назад был Лис, уже стояла высокая девушка с серебристой косой и тонкими чертами лица. Она была копией отца и брата, только в женском обличье.

— Ари, — прошептал Марк, протянув к ней руку. — Неужели ты жива?

— Вряд ли это можно назвать жизнью, — горестно усмехнулась девушка. — Знаешь, я так и не привыкла ко вкусу сырого мяса.

— Но как? Как? Я своими руками закрыл твои глаза, когда ты… Когда…

— Умерла, — в ее голосе проскользнул звон стали. — Называй вещи своими именами. В тот дождливый весенний день я действительно умерла и была похоронена на городском кладбище. Наш любимый Густав, лечивший несколько поколений семьи де Монтрев, и священник по совместительству отпевал мою чистую душу в церкви, и это была его последняя служба.

— Но ты же была совсем еще девочка, — настаивал парень. — Тебе было всего десять лет. А теперь…

— У души нет возраста, братец. Пусть тело было мертво, но душа продолжала развиваться и теперь выглядит так, как себя ощущает.

— Но ты же не… В смысле, ты ведь не ушла, ты здесь, — настаивал Марк. — Разве это возможно? Разве такое бывает?

— С колдовством и не такое бывает.

Ветер со стороны города принес запах гари и тревожное предчувствие. Марк чувствовал, как насквозь промокает одежда и неприятно прилипает к телу. Он содрогнулся и посмотрел на безмятежное лицо сестры. Оно было и родным, и чужим. С одной стороны, он все еще помнил вечера, которые они проводили вместе в отцовской библиотеке, помнил, как бегали по лужам после дождя или как бродили по городу, представляя, что у каждого закоулка и тупика есть своя история, а за углом их обязательно ждут приключения…

Но в то же время теперь, в ее резком голосе и холодном взгляде он снова видел отца в ту роковую ночь, когда их выгоняли из дома или когда исчезла мать. Он видел призрак брата, холодный и надменный, точь-в-точь каким он был в последнюю их встречу, когда Марк просил оставить в покое Клода и прекратить городские сплетни. У нее не было разве что только той презрительной усмешки, так неприятно кривившей губы и искажавшей красивое лицо в гротескную маску. Марк все еще смотрел на Ари, перебирая в памяти все эти образы, пока она не сказала:

— Это я, Марк, — и в голосе ее звучали отблески всех самых теплых воспоминаний. — Я все помню так же, как и ты, мой дорогой старший брат.

— Ари, — Марк судорожно вздохнул и упал на колени. В горле застрял ком, а по щекам сами собой потекли слезы. И вот он уже чувствует мягкую шерсть Лиса на щеке, а руки смыкаются в объятии вокруг шеи животного. — Ари…

Когда он открыл глаза, перед ним по-прежнему стояла девушка. Она улыбалась, хотя по щекам тоже текли слезы.

Девушка ненадолго смолкла, потом повернулась спиной к брату и медленно заговорила:

— Помню, в один из вечеров мы гостили у каких-то папиных друзей — не очень высоких чиновников, но людей уважаемых. Мы с Филиппом были еще совсем маленькие, и пока взрослые обсуждали свои важные дела, мы наблюдали за детьми. Они толпились у камина и говорили о разной ерунде, — мечтательно произнесла Ари. — Смеялись каким-то глупым шуткам, придумывали друг другу забавные прозвища… Когда вернулись взрослые, их не прогнали в комнаты, а оставили пить чай и даже позволили пойти в постель попозже. Они не очень много говорили между собой, но даже в молчании было какое-то уютное умиротворение…