Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

Сидящие за столом дружно покраснели: кто от злости, кто от стыда, кто от негодования. Но не согласны со словами миледи были все. Не давая никому и рта раскрыть, мать Воронов приподнялась в кресле и повысила голос.

– Неужели вы думаете, что Брес даст вам мир и прощение? – спросила она. – На чью милость вы надеетесь? На милость и честь человека, который не побрезговал глумиться над мертвыми телами? Который убивает детей и грабит деревни? Брес упивается кровью, как хорек, попавший в курятник и потерявший разум от убийства. Он явится и наплетет вам все что угодно, лишь бы впустили его в горы. А потом перевешает на стенах ваших же замков или заберет ваши отрубленные головы – украсить стены Лугайда! Но вы же трусы, вы боитесь выйти на защиту своих гор! Вам приятней верить, что, отдав Бресу свою честь, свое имущество, вы его умилостивите. Но даже если вы подложите под Бреса и его убийц собственных жен и дочерей, он все равно перебьет и вас, и ваших сыновей, потому что он вас ненавидит и боится так же, как ненавидели и боялись его отец, дед и прадед!

Миледи остановилась, но лица лордов уже не были прежними – их исковеркали стыд и ненависть. Юный лорд Вепрь даже привстал со своего кресла. Губы его вздрагивали, словно он собирался расплакаться.

– Вы! – Миледи Воронов указала пальцем на лордов. – Неужели вы думаете, я не понимаю всего, что вы тут пытаетесь доказать? Неужели думаете, что я, потерявшая старшего и лучшего сына, а вместе с ним – всех сыновей и внуков разом, – неужели вы думаете, что я не понимаю всю тяжесть ваших потерь и всю безнадежность нашего положения? Но я понимаю. И знаю, вижу ясно, как светлый день: если мы не остановим Бреса, потеряем и то, что осталось, включая жизнь. И, что страшнее, честь! Не верите мне – спросите Каэрвена, пусть он скажет вам, что я знала о разгроме Эннобара и смерти своего сына еще до того, как пришли вести из Тамврота! Каэрвен! Говори!

Каэрвен побледнел и ссутулился.

– Это правда, – коротко сказал он, и в глазах его всплыл животный ужас – так дикий зверь, попавший в капкан, следит за приближением охотников и собак.

Вдруг сверху упал резкий крик, и огромный черный ворон слетел с потолочной балки, плавно опустившись на спинку стула миледи. На всех сидевших это произвело неизгладимое впечатление: от лиц отхлынула кровь, глаза широко раскрылись.

– Я говорю вам, – сквозь зубы произнесла миледи, и глаза ее горели страшным огнем, – что Брес не получит мои горы. Я обещаю вам сделать все, что в моих силах.

От ее тона по спинам лордов пробежали мурашки. Ворон распахнул крылья и пронзительно каркнул несколько раз подряд.

– Вороны и видения – это хорошо, – вдруг мрачно сказал высокий лорд Тур, который не пошел с войском Эннобара только потому, что не успел собрать свою дружину и опоздал в столицу. Сейчас он один смотрел на миледи Воронов без трепета. – Но мы будем иметь дело с реальным войском. А потому, если уж мы примем вызов Бреса, надо правильно его встретить.

– Затем вы тут и собрались.

Миледи откинулась на спинку стула.

– Но вдруг все-таки Брес пойдет на Приморье, а не сюда? – с надеждой спросил лорд Рысь.

– Брес придет сюда, и уже довольно скоро, – ответила миледи, снова устремляя взгляд на портрет. – Я знаю это наверняка, так же, как знаю, что мой старший сын мертв и зарыт вместе с остальными в общей могиле на пустыре при кладбище.

Ворон каркнул, подтверждая ее слова.

Дикий Ворон шел через ночь, не чувствуя усталости. Единственное чувство, которое в нем осталось, – жажда мести. Он хотел отомстить: лично вырезать Бресу сердце и подвесить вспоротое, словно свиная туша, тело за ноги.

Ночь была глухой и беспросветной, но зоркие глаза охотника верно служили Ворону, позволяя разбирать дорогу. Он двигался быстро, почти как днем. Дикий Ворон решил идти к границе не напрямую, а выбрал ту же дорогу, что и Гордый с Лорелеей. Но, в отличие от них, он знал горы как свои пять пальцев и не сомневался, что пройдет знакомыми тропами от границы через горы прямо к Твердыне Воронов.

Оказалось, что подобная светлая мысль пришла в голову многим горцам, уцелевшим в битве. Не прошло и часа, как Дикому стали попадаться смутные осторожные тени. Дикий заухал совой, обозначив себя старинным охотничьим приемом, бытовавшим у горцев. Ему ответили, и вскоре Дикий уже шагал по дороге не один, а в окружении дюжины воинов. Почти все были серьезно ранены. Потом к ним прибилось еще несколько воинов Эннобара.