Ванда Алхимова - Семь горных воронов [litres с оптимизированной обложкой]

Лорна опустила глаза. Странно, но эта новость ее сильно расстроила. Стараясь отмахнуться от неприятного чувства, Лорна запела простенькую песенку, услышанную от Сулли. Что-то о большой воде и парусах.

– Я беременна, – сказала Рона и жалко улыбнулась.

Ее большие прозрачные глаза заискивающе смотрели на Ворона. Чутко караулили его реакцию, чтобы наполниться испугом или радостью.

Красный глядел на Рону и не мог поверить в услышанное. Всего два месяца назад они стояли у моря, ветер трепал волосы Роны и ее прозрачное покрывало, король Кулен благословил их морской водой из священной чаши, а жрецы Луны запели мелодичными голосами свадебную песню.

Потом был пир, во время которого у бледной Роны возбужденно блестели глаза, так ярко, что казалось, это их сияние освещает большую залу. Все кричали фальшивые здравницы, и только Кулен искренне радовался, да Альпин, который сидел рядом с Красным, показал на Рону пальцем и громко сказал:

– Ты красивая!

С тех пор прошло всего два месяца, и вот Рона смотрит на него этим замершим взглядом.

– Ты уверена? – спросил Красный, мучительно соображая, что еще ей можно сказать.

Рона покраснела.

– Кровь не приходит уже второй срок.

– Я… очень рад, – Красный раскрыл руки, и Рона поспешно бросилась в его объятия.

Ворон похлопал ее по плечам, поцеловал в макушку, а сам все думал о ее словах. Ребенок. Их общий ребенок. Это казалось таким странным, немыслимым, невозможным.

Рона, по своему обыкновению, начала щебетать о том, как она счастлива. Уселась к нему на колени и стала мечтать о том, каким будет ребенок. Почему-то она была уверена, что это сын.

Красный кивал, особенно не прислушиваясь к ее болтовне. В этот момент он думал о себе – почему все так сложилось. Как он из вольного веселого младшего сына превратился в отца семейства. Почему больше не бегает с братом по девкам, не хохочет на охоте, а торчит на берегу этого до смерти надоевшего моря, страдает от постоянной сырости, дышит воздухом с примесью йода от гниющих водорослей и спит с женщиной, которая ему даже не нравится.

Рона положила его руку на свой живот и засмеялась. Красный улыбнулся, старательно сдерживая гримасу брезгливости. В последнее время он стал замечать, что, когда Рона смеется, лицо у нее становится глупее, чем обычно. Но больше всего Ворона раздражал сам смех – высокий, отрывистый, визгливый. Как будто Рона не умела смеяться, а лишь старательно копировала манеру других. В ее смехе не было ни искренности, ни веселья. Красный всегда вспоминал, как заливисто хохотали дочери крестьян в горных деревушках: можно было влюбиться только в этот серебряный смех.

Он еще немного посидел с Роной, вполуха слушая ее щебетание о том, на кого будет похож их общий ребенок, а потом проводил принцессу на женскую половину дворца и оставил со знатными миледи Приморья, которые сидели кружком, вышивали и пели песни высокими сладкими голосами.

Кулен ждал его на открытой веранде. Зима выдалась теплой, и снег не выпал. Было сухо, хотя и ветрено. Кулен в длинном темном плаще без всяких украшений ходил туда-сюда, заложив руки за спину и поглядывая на море. Ветер трепал его длинные волосы, схваченные тяжелым золотым обручем – Малой короной Приморья. Большая корона была на Лиране в день его гибели и сейчас, видимо, пополнила сокровищницу Бреса.

– Дорогой брат! – обрадовался Кулен при виде Красного.

В последнее время он взял манеру называть Красного братом, что тому очень не нравилось. У него было целых пять совершенно бесполезных братьев, к которым он ничего не чувствовал, и лишь один, кого он действительно считал своим братом и так называл вслух. Это место в его сердце было занято, и никого постороннего он туда пускать не собирался.

Но когда живешь в гостях бедным родственником, приходится подстраиваться под хозяев. Кулен принял Красного вместе с Роной, окружил их почестями и заботой, помог Ворону стать королем. Хотя бы формально.

Красный невольно прикоснулся к серебряному обручу у себя на голове. Символическая корона Тамврота, к которой пока не прилагается ничего, кроме громких слов и морского ветра.

– Я бы хотел поговорить с тобой без посторонних ушей, – объяснил Кулен.

Красный пожал плечами: пустая терраса хорошо просматривалась, а шум ветра заглушал звуки. Попытайся кто подслушать их разговор внизу, под стеной, то вряд ли что-то уловил бы.

– Зима подходит к середине, скоро море оживится, а следом оживятся и дороги, – нервно облизнул губы Кулен.