Яцек Пекара - Я, инквизитор. Башни до неба.

– Господин Григ, если вы уверены, что Шуман не оставил никаких ловушек, например, капкана или чего-нибудь столь же приятного, то добро пожаловать внутрь.

– Конечно, и каждый раз, входя внутрь, он бы её разбирал, – буркнул Карл. – Нечего сказать, это было бы очень удобно.

Хотя он и капризничал таким образом, но как-то не спешил пройти секретным проходом.

– Лампу в руки и идём, Метзингер, – приказал я.

– Но я там никогда...

– Всё бывает в первый раз. Вперёд!

Помощник Шумана стонал и шмыгал носом, но у него не было никакого выбора. По всей вероятности, в глубине души он надеялся, что если окажется полезен, то его вины будут прощены, а наказание отсрочено. Не странно ли, что обычно люди, предающиеся даже наихудшим порокам, считают, что достаточно одного или нескольких добрых дел, чтобы всё было забыто и прощено? Может, инквизиторы ещё должны были встать в рядок и петь «осанну» такому раскаявшемуся под принуждением грешнику?

Метзингер прошмыгнул внутрь тайника, держа в руках подсвечник таким образом, как будто собирался использовать его в качестве оружия. Я не думал, что на нас кто-нибудь нападёт, но всё же не дал бы руку на отсечение, что Шуман не оставил в своей комнате ловушек. Да и зачем ему их, кстати, как заявил Григ, каждый раз разбирать? Достаточно было бы знать, куда ставить ноги...

В конце концов оказалось, однако, что комната–мастерская была безопасна и пуста. Пуста, если принимать во внимание присутствие живых существ, поскольку в её центре стоял человекообразный истукан высотой примерно в восемь футов. Этот деревянный великан был непропорционально сложён. Его руки заканчивались огромными широкими ладонями, а короткие, мощные ноги опирались на ступни в форме положенного набок колеса. К широкому туловищу была приделана неестественно маленькая головка. У неё не было ни рта, ни носа, только глаза и что-то наподобие ушных раковин.

– И что это за чучело? – Буркнул я. – Эй! – Я ткнул в бок моего спутника. – Я к тебе обращаюсь! Что это?

Метзингер упал на четвереньки.

– Голем, мастер инквизитор, – поспешно выдохнул Метзингер. – Один из многих, которые будут оживлены. Да, да, это о нём постоянно говорил мастер Шуман.

– А почему он такой бесформенный? Почему не похож на человека?

– У него есть всё, что нужно работнику, мастер, – отозвался мужчина, при этом с опаской поглядывая на мою ногу. – Большие руки и устойчивые ноги. Органы речи ему не нужны, потому что он должен выполнять приказы, а не отдавать их и с не обсуждать. Я слышал, как он разговаривал об этом с теми чародеями.

– Это даже логично, – признал я. – И много таких страшил вы уже наделали?

– Матерь Божья, перестаньте, чего доброго, он нас услышит. – Метзингер в ужасе посмотрел на статую.

Я снова пнул его под рёбра носком сапога. Он застонал и свернулся в клубок так быстро, что чуть не вырвал поводок из моих пальцев.

– В моём присутствии ты не должен бояться никого, кроме меня самого, – утешил я его. – Понятно?

– Не бейте меня больше, умоляю!

– Не бейте? – Я пренебрежительно фыркнул. – И эти дружеские тычки ты называешь битьём? Ой, мальчик мой, ты ещё узнаешь, что такое профессиональное избиение, поверь мне.

– Вы же обещали, что если я всех выдам, то вы смилуетесь надо мной... – отчаянно завыл он.

– Хорошо, хорошо. Где остальные истуканы?

– Пока есть только этот, – Метзингер засопел и попытался встать так, чтобы я находился между ним и мнимым големом. – Потому что его оживление требует огромных усилий и затрат. Множество заклинаний, магических формул... Скажу я вам...

– Воображаю себе, – перебил я его. – Особенно эти расходы. Только почему он деревянный? Как деревянный голем будет носить камни? Он же рассохнется на солнце или сгниёт от сырости.

– Это только прототип, – тут же поспешил с объяснением Метзингер. – Мастер Шуман, то есть я хотел сказать: этот чёртов каналья и висельник Шуман, сказал, что если что-то пойдёт не так, то легче уничтожить голема из дерева, чем из камня. Ведь его можно попросту сжечь или изрубить топорами...

– При всём этом безумии Шуману не откажешь в капле здравого смысла, – признал я. – Впрочем, тем хуже для него...

Я обошёл вокруг голема и несколько раз постучал по нему костяшками пальцев, а один раз даже сапогом. Метзингер при каждом звуке, которое издавало дерево, прижимался к земле и стонал. Я покачал головой.

– Прибереги эти стоны на потом, – проворчал я. – Ибо придёт ещё время, когда они тебе очень пригодятся.