Наталья Колесова - Драконий жемчуг

— Вы же знаете, что я позабочусь о вашей внучке?

Старуха мелко закашлялась-засмеялась и погрозила пальцем. Он не слышал слов, но без труда угадал по шевелению губ: «Попробовал бы ты иначе!»

Вернувшаяся плакальщица заглянула за белую ширму, отгораживающую гроб. Нахмурилась, увидев задремавшую внучку. Но, когда Сон Ён погрозил ей, как незадолго до того старая хэнё, понятливо кивнула и, усевшись за ширмой, повела свою поминальную песню негромко и монотонно. Чтобы спящую не потревожить.

Пусть проснувшаяся Ха На искренне сердилась на него (усыпил! не разбудил!), но зато к началу похорон уже больше походила на живого человека — а то немудрено перепутать, кого именно хоронить нужно.

У входа накрыли поминальный столик. Глава деревни (по странным обычаям острова, это была женщина) произнесла краткую напутственную речь: «Земля и Небо, примите Ю На, уходящую в последний путь. Желаем ей счастья в новом мире». Разбросала по сторонам часть еды для местных духов. Сон Ён старался не слишком таращиться на них, жестоко дерущихся за каждый кусочек редкой поминальной пищи. Он и не знал, насколько голодны бывают квисины… Духов подкормили и по дороге на кладбище — бросили в море кашу, собранную с трех чашек, стоявших у изголовья покойницы и предназначенных для умершей и пришедших за ней духов Земли и Неба.

Чтобы душа мирно улетела на Небеса, нужно, чтобы у покойного не осталось долгов на земле. Поэтому, перед тем как опустить гроб в могилу, деревенская староста спросила: «Нет ли долгов у покойной, обид, пока ее не похоронили?» Известно, что дети или родные должны взять выплату на себя и сказать об этом всем присутствующим. В противном случае душа останется на земле и будет мучить своих потомков до седьмого колена неудачами и несчастиями, болезнями, ранними смертями — вплоть до прекращения рода. Пока Небо не решит, что долг погашен сполна.

По счастью, никаких долгов у старой хэнё не осталось. Под непрекращавшиеся похоронные песни и причитания плакальщиц внучка бросила три горсти земли в могилу и отступила, чтобы другие могли сделать то же самое.

На кладбище же сожгли и любимые вещи, и одежду покойницы, чтобы те тоже могли попасть на Небеса вместе с поднимавшимся дымом. Костер горел недолго: велико ли имущество ноби!

Отец со слугами вернулся к себе — не захотел перебираться в покои, предоставленные ставшим внезапно очень угодливым чиновником Ли. Сон Ён остался. Женщины убирали дом и двор, мыли посуду. Поглядывали на него с любопытством, но, обычно такие шумные и бесцеремонные, с вопросами и комментариями не приставали. Робели. Уходя, еще и попрощались пусть торопливыми, но глубокими поклонами.

Дождавшись наконец, пока все разойдутся, Ха На тут же легла, свернувшись клубком. Сон Ён сидел на террасе, глядел в раздвинутые двери на ее осунувшееся, безучастное лицо — слезы бывают и такими. Сухими. Не пытался ни разговаривать, ни утешать. Просто смотрел, пока девушка не уснула.

Откинулся на стену дома, уставившись в чистейшее многозвездное небо. Спи, маленькая хэнё. Спи. Горюй, если это требуется твоей душе; плачь, если хочешь, но только всегда помни, что ты не одинока. У тебя есть и буду я. Никакие господа, лихие люди, злые вонгви не потревожат твой сон и покой…

Ночь длилась и тянулась. Ха На просыпалась, видела его силуэт в дверях, вновь вспоминала свою потерю, принималась плакать, но недолго — раскаленный огненным драконом остров остывал и оживал, в раскрытые двери и окна наконец-то тянуло прохладой — и девушка вновь погружалась в сон.

И только духи и звезды видели, как, свернувшись кольцом вокруг маленького дома, всю ночь сторожил ее зеленый дракон…

Глава уезда до крайности нервничал: губернатор нагрянул так неожиданно! Ни один из осведомителей, которым чиновник Ли щедро приплачивал на протяжении многих лет, не подал вовремя упреждающую весточку из столицы губернии. Существовала, конечно, большая вероятность, что приезд связан с внезапно вновь оказавшимся в королевской милости министром. Это подтверждалось и тем, что, едва успев передохнуть с дороги, губернатор изъявил немедленное желание нанести визит Ким Хён Чжи, упрямо остававшемуся в прежнем убогом жилище.

Но…

У прожженного главы уезда все телесные волоски вставали дыбом от предчувствия близкой опасности. Он улыбался, кланялся, потел под надетым по случаю приезда высокопоставленного лица праздничным нарядом, а сам лихорадочно соображал, в надежном ли месте спрятаны тайные приходные книги, вовремя ли убраны с королевских складов неучтенные подати и насколько хорошо прикормлены губернские ревизоры.