Сергей Васильев - Цика [СИ]

Быстро, чтобы не успели остановить, она подошла к отметке стрельбы, на удивление легко натянула тетиву — до упора, насколько хватило длины стрелы — и на выдохе послала ее вдаль. Непонятная судорога прошла по телу Канъюн, словно оно собиралось улететь вслед черной стреле. Это было одновременно опустошающее и наполняющее чувство, сродни тому, что испытываешь на пике плотской любви. Канъюн едва сумела вдохнуть и судорожно задышала, приходя в себя.

Ничего уже не хотелось. Даже не обратив внимания на свой результат, объявленный глашатаем, Канъюн тяжело пошагала в столовую. Следовало подкрепиться перед стрельбой вверх — силы как-то резко оставили ее. Положить лук она так и не догадалась.

Алтаниель догнал ее чуть ли не бегом.

— Стой!! Канъюн, подожди!

Девушка остановилась и сумрачно взглянула на эльфа. Тот был чем-то взволнован и вместо обычных комплиментов выпалил:

— Руки покажи! Ладони!

Канъюн показала свободную правую, потом переложила туда лук и показала левую. Ладошки, как ладошки — крепкие пальчики, мозоли от постоянной стрельбы. Очень ладная и сильная рука. Алтаниель мгновение полюбовался ею, потом отпустил и тихо сказал:

— Значит, он принял тебя. Это что же — пророчество сбывается?

— А ты что, в них веришь? И в какое конкретно?

— В это, — и эльф процитировал, подняв лицо к небу, — «Когда оживут мертвые, когда враги полюбят друг друга, когда полетят люди, когда лук выберет девушку — тогда падёт мир эльфов…»

— Детские страшилки. Ну, почему он падёт? Его погубят ожившие мертвецы? Или бывшие враги? А может, летающие люди? Где ты видел всё это? — Канъюн запнулась. Уже ей ли не помнить? Было, всё было…

Алтаниель не заметил запинки.

— Ладно — всё это. Но — лук Крома! Он же у тебя. Дай мне его.

Канъюн протянула руку, подавая лук, Алтаниель хотел взять, но девушка предупредительно выставила пустую ладонь.

— Хм. Пальцы не разжимаются. Что это?

— Оно самое. Выбор лука. Даже захочешь — не отдашь. Только вместе с рукой.

Канъюн робко улыбнулась:

— Да? Может, не надо?

— Не мне решать. По правилам, сама знаешь, во время состязаний нельзя отбирать оружие у соревнующихся. Но после…

Канъюн дернула плечом, сощурила глаза и прошипела:

— Не получите… Мой он!

Повернулась и пошла.

Куда идти-то? Не в лес же. Только лагерь кругами обходить. Уже видеть их всех невозможно, эльфов этих. Достало. Вроде, всё, как у людей у них, а не принимает душа. Совсем чужие они. Даже гоблины, пусть и зеленые они с жуткими рожами, а всё как-то ближе, чем эльфы. Терпи, Канъюн, терпи. Всего ничего осталось — сейчас вверх стрельнуть, а завтра — последний вид. Отстреляюсь и уйду. Чтоб не видеть никого. Сил совсем нет. Если сработает план, то без помех уйдем, вдвоем. А не сработает — так вместе и ляжем. Не отбиться будет. Вон, уже созывают. Раньше отстреляюсь — раньше освобожусь. И спать — пораньше. Выспаться надо…

Канъюн по пути завернула в столовую, на ходу взяла со стола что-то съестное и, жуя, устремилась на стрельбище.

Когда она появилась там, распорядитель уже объявил о начале. Ждали только сигнала. Канъюн не стала пробираться к центру — самому выгодному месту для стрельбы, а скромненько встала на краю — расталкивать эльфов, мрачно глянувших на нее, но ничего не сказавших, не хотелось. А то еще скажут.

Она засунула недоеденный кусок в рот, освободив руки, достала стрелу, наложила на тетиву и стала ждать, как все остальные. Косые взгляды ближайших эльфов уже не волновали. Ушло всё, кроме чувства цели. Сейчас в мире для нее существовали только лук, стрела и то, куда она должна попасть. Всё это соединилось непонятным ей образом в единую структуру. Что-либо нарушить в ней было просто невозможно.

Послышался заунывный звук, и лук, который Канъюн держала в руке, словно сам повернулся в нужную сторону. Её рука, независимо от воли, натянула тетиву и отпустила, посылая стрелу в ту точку, где окажется мишень. Самой мишени еще не было видно, и никто не последовал ее примеру.

Все проводили недоуменными взглядами так рано выпущенную стрелу и ахнули, когда на самой границе зоны стрельбы она пробила едва появившуюся мишень. Больше никто не успел выстрелить — от попадания она развалилась на куски, которые беспорядочно закувыркались к земле.

Негодующие эльфы повернулись к девушке.

— Это не я! Это — он! — попыталась оправдаться Канъюн.

Но эльфы не слушали жалкого лепета стрелка, лишившего их удовольствия выстрелить самим и, самое главное, попасть. Они медленно надвигались на нее враждебной массой. Когда Канъюн не сможет отступить — эльфы раздавят ее. Это явственно читалось на их обычно спокойных лицах.