Виктория Войцек - Тени леса

— Что? — почти одновременно удивляются Зенки и Дио.

— Хоть что-то!

Я тоже готовлюсь. Как и лишар. Наклоняюсь, сжимаю кулаки. Только с места срываюсь чуть раньше. Когда в голову человека-волка прилетает… лук?

Идиоты. Вокруг меня одни идиоты.

Но это работает, дает мне немного времени. Достаточно для того, чтобы заскочить твари на спину, крепко уцепиться за шею и выхватить оружие. Знаете, а это довольно забавно: лишар в качестве верхового животного. Еще бы он не пытался сбросить меня, не опускался бы на четвереньки, не дергался бы.

Торре хохочет. Его забавляет то, что он видит. Пещерный хлопает в ладоши, и от этого зверь только сильнее желает стряхнуть меня. Я крепче обхватываю его ногами. Вот дерьмо! Словно лишар — мой волосатый любовник, с которым мы не виделись долгое время. И который, судя по кинжалу в моей руке, не смог сохранить верность.

Бью вслепую. Казалось бы, невозможно промахнуться, когда противник настолько близко. Не верьте тем, кто это говорит: возможно. Несколько раз кинжал лишь задевает кожу, оставляет на лбу, ухе неровные царапины. Но израненный зверь не чувствует.

Наконец я слышу рычание, переходящее в вой, и понимаю, что попала. Рваным движением оставляю на морде глубокий порез через глаз и снова бью. Держаться становится сложнее. Лишара мотает из стороны в сторону.

— Отойди!

А вот и тот, кого я уже давно жду. Старик с книгой. Идет медленно, сбрасывает на землю плащ цвета запекшейся крови, трет ладони друг о друга. И уж больно хочется сказать что-то едкое, неприятное. Да только вижу, как земля под его ногами шевелиться начинает, как покрывается трещинами, поднимается. Соскакиваю со спины лишара и что есть сил бегу в сторону.

— Силь, Мать Всех Камней? — Я даже не сомневаюсь в этом.

— Да.

Он поднимает руку, засучивает рукав, а от запястья-то наверх руны тянутся. Кажется, будто он заражен чем-то, будто вот-вот помрет. Мужчина касается знаков пальцами в определенной последовательности, и небольшие узоры слабо вспыхивают, но тут же гаснут. Когда он бьет каблуком сапога по земле, в воздух поднимаются огромные комья, а ближайшие дома начинают жалобно скрипеть. Невысокие деревянные заборы кренятся, некоторые доски и вовсе ломаются надвое. Разлетаются в стороны щепки, осколки стекла.

Лишар боится. Он не понимает, что происходит, не видит. Лишь чувствует дрожь под ногами. Да запах только что взрытой земли.

Ты когда-нибудь закапывал свои жертвы, звереныш?

Пока тяжелые пласты поднимаются подобно волнам, я неотрывно смотрю на них. С губ непроизвольно срывается очередное ругательство, которое пропадает в окружающем шуме. Земля трясется так, что держаться на ногах становится все сложнее. Низенькие деревянные постройки проседают, окна, покрываясь трещинами, бьются.

Мужчина выбрасывает вперед руку, и возведенные из земли стены обрушиваются на лишара. С грохотом ломается несколько ближайших домов, среди которых — тот самый, где жила рыжая девочка. В воздух поднимаются клубы пыли. Я задыхаюсь, прячу нос под рубашку. В тот момент, когда все затихает, кажется, что я и вовсе оглохла. Пока не начинаю различать треск огня и не слышу голос Дио:

— Красотка?

Зверя больше нет. И не нужно видеть его обезображенное тело и вывалившийся язык, чтобы понять это. Лишар спит. Как те двое в лесу. Он наверняка теперь будет наводить ужас на обитателей Пак’аш, пока смельчаки, подобные нам, не отправят его обратно.

Как вы, наверно, догадались, в тот день мы и встретились.

Гарольд Лиат — хранитель Книги (но отнюдь не той, которую он таскал с собой), невыносимый старик и, скажу я вам, тот еще сур.

Дио Торре — добродушный здоровяк, которого мы едва оттащили от тела лишара, поскольку его тоже нельзя было есть.

Зенки — мальчишка без имени, без родни и без лука.

Сатори — рыжая девочка, лишившаяся за одну ночь всего, что имела.

И я — Ишет Ви. Ину-ата Ишет. Музыкант, путешественник и собиратель всевозможных историй.

Она заканчивает рассказ, поднимает кружку и вливает в себя оставшийся траув. Когда тара с грохотом опускается на стол, один из посетителей — на вид совсем еще молодой кириан — неуверенно спрашивает:

— Неужели все это правда?

— Кто знает, малыш. Кто знает. — Ишет набрасывает на плечи длинный черный плащ и закидывает ногу на ногу. — Я видела слишком много всего. Уже и не упомню, где правда, а где выдумка.

Она сидит, положив белые ладони на колени, и осматривает тех, кто собрался вокруг. Они уже начали перешептываться, обсуждать услышанные истории. И если одним хотелось верить, другие сочли рассказы черноглазой галлерийки сущей бессмыслицей, которая не стоила внимания. При этом они не ушли. Остались до конца — до того самого момента, когда за деревьями показался Клубок.