Виктор Бэнис - Тени

Я ничего не знала о призраках, когда впервые увидела Киноусадьбу. Особняк стоял на холме, возвышаясь над Сансет-стрип. Я еще подумала тогда, что из-за обилия серого камня он выглядит слишком мрачно, даже зловеще.

Конечно, Мэгги Бэрк и не думала звать свой дом Киноусадьбой. Для нее, как и для многих тысяч любителей кино, он был «Орлиным гнездом» — название столь же высокое, как и холм на котором гнездо было свито.

Это моя мама, сестра Мэгги, окрестила его не так респектабельно, как хозяйка. Не то, чтобы она не любила сестру или не уважала ее положение в обществе, просто мама никогда не воспринимала этого положения всерьез.

Незадолго до моего отъезда из Миннеаполиса она говорила мне:

— Ты увидишь, что Мэгги очень приятная женщина. Но должна признаться, на меня всегда наводили тоску эти киношные разговоры, голливудские сплетни да и многое другое... Именно поэтому за все эти годы я ни разу не навестила собственную сестру. Но думаю, тебе там будет очень интересно, особенно в первое время. Тем более, если ее положение не сильно изменилось, Мэгги сможет помочь тебе сделать карьеру. Только ни в коем случае не говори, что я называю ее дом Киноусадьбой. Это ей ужасно не понравится. Сама-то она зовет его Ястребиным Насестом или как-то в этом роде.

Киноусадьба, Ястребиный Насест, Орлиное Гнездо — как ни называй его, особняк поражал своим видом. Надменный, как феодал, взирающий на толпу крепостных, он презрительно глядел цветными витражами окон вниз на улицу, где теснились другие дома. Дорога бесконечной лентой вилась по взгорью, казалось, ей нет конца, и вдруг дом вырастал перед вами. От него нельзя было скрыться. Даже если смотреть в другую сторону, дорога тут же повернет, и особняк снова окажется перед глазами.

Двадцать лет назад я уже приезжала сюда четырехлетней девочкой, и теперь, конечно, совершенно не помнила этого места. О тете тоже остались смутные воспоминания: помнила только то, что она терпеть не могла, когда ее называли тетушка Мэгги, и была невероятно мила даже в трауре. Тогда она потеряла сына, и весь мир разделил ее горе. Бадди Бэрк был сыном для миллионов матерей, младшим братишкой для миллионов подростков и лучшим другом для миллионов малышей. Он был самым очаровательным, самым талантливым, самым знаменитым мальчиком на экране, так же, как и его мать была грандессой среди былых гранд-дам Голливуда. Она по собственной воле ушла с экрана («Хочу уйти, пока я на высоте» — как часто цитировалась эта мимоходом брошенная фраза!), бросила собственную карьеру ради карьеры сына, жизнь которого вскоре так трагично оборвал злой рок. Бадди умер от пневмонии.

Хотя Мэгги давно сошла со сцены, в своем письме она сообщала нам, что у нее остались «кое-какие связи», и, конечно, я чувствовала себя польщенной, что она хотела помочь мне. Кроме того, мне было просто любопытно увидеть легендарную Мэгги Бэрк. Ведь я знала о собственной тетушке не больше любого ее поклонника.

— Ты будешь разочарована, когда увидишь, что она всегда именно такая, какой ее описывают в модных журналах: величественная и элегантная, постоянно работающая «на публику», — твердила мне мама. Но, несмотря ни на что, я решила увидеть тетю своими глазами.

Такси, наконец, остановилось у главного въезда. Шофер помог мне выгрузить вещи и поднес их к самым дверям, так что мне пришлось не скупиться с чаевыми. Замешкавшись от волнения, я растерянно улыбнулась ему на прощание, и машина умчалась вниз по улице. Потом медленно приподняла большой дверной молоток в виде головы чудовищного дракона. Отлитый из чистой меди молоток издал неожиданно резкий и громкий стук. Через некоторое время дверь, как полагается, заскрипела, приоткрывшись ровно настолько, чтобы показалось иссохшее, морщинистое существо.

— Я — Мэри Эндрюз, племянница мисс Бэрк. Она должна ожидать меня, — сказала я в ответ на вопросительный взгляд служанки.

Женщина с трудом открыла дверь и впустила меня в огромный холл.

— Подождите здесь, мисс Бэрк сейчас спустится, — сказала она и, с трудом передвигая ноги, ушла, оставив меня совсем одну.

В ожидании тетушки я стала рассматривать холл, моему восхищению не было предела. Холл был расположен в основании одной из четырех башен, которые придавали дому такой необычный вид.

Высоко над головой под сводами потолка сияла начищенная до блеска массивная люстра. Пол и лестницу из черного и белого мрамора покрывал мягкий темно-вишневый ковер. Повсюду вокруг себя я видела позолоту перил и хрусталь.