Энтони Рейнольдс - Владетельный рыцарь

- Ребенок у нас, - радостно заявил Бьярки. - Давайте теперь прикончим всех этих ублюдков. Великий Кхарнат возрадуется их крови и их черепам, украсившим его трон.

- Я согласна, - прорычала Рефна. - Пусть они все сдохнут за смерть моей сестры.

Фрайгерд, старшая дочь Стирбьорна, погибла от клинка вражеского ярла в золотых доспехах, и Рефна тяжело переживала ее потерю.

- Нет, - ответил Стирбьорн, улыбаясь и глядя на радостное лицо своего сына.

- Нет? - удивился Бьярки. - Почему, во имя истинных богов?

- Сегодня я победил достойного врага, - сказал Стирбьорн. - Могучего чемпиона, не уступающего самым сильным противникам, с которыми я сражался. Я дал слово, что, победив его, я покину эти берега, как только мне вернут моего сына. Я почту его память, сдержав свое слово.

- Почтить его память? - Бьярки сплюнул. - Да это мягкотелый ублюдок-южанин! Он не заслуживает такой чести.

- Я сказал нет, Бьярки. Пока.

Стирбьорн повернулся к вражеской каменной крепости и увидел ярла южан в золотых доспехах. Рядом с ним стоял другой воин. У этого были темные волосы, он носил красно-синий табард поверх доспехов. На груди табарда был вышит серебряный дракон. Хороший символ. Для норсканцев он означал могущество, воинскую силу и страсть. Этот воин был молодым и излучал ненависть. Это чувство Стирбьорн понимал. Если бы этот молодой рыцарь был рожден норсканской женщиной, он бы заслужил благословение великого Кхарната и стал бы воистину могучим воином.

- Переведи им, - приказал ярл, и начал говорить.

- Я почту память вашего убитого чемпиона и сдержу свое обещание. Я покину эти берега, но потом я вернусь. И тогда рядом со мной будет мой сын. Вместе мы опустошим ваши земли. Мы убьем всех мужчин, женщин и детей, которых найдем, и разрушим до основания все ваши каменные крепости. Тогда мы не дадим пощады никому. Тогда вам не удастся выторговать себе жизнь.

Когда Бьярки закончил переводить, молодой рыцарь в красно-синем табарде резко произнес что-то в ответ.

- Что он сказал? - спросил Стирбьорн.

- Он сказал «я буду ждать», мой ярл, - ответил Бьярки.

Стирбьорн улыбнулся и кивнул молодому рыцарю.

- Надеюсь, что так, - сказал ярл. Повернувшись, он направился к своим воинам, выкрикивая приказы.

Спустя два часа норсканцы ушли, их корабли, украшенные драконьими головами, отплыли в море, поворачивая на север. Своих убитых норсканцы бросили, не став хоронить. Тысячи и тысячи трупов остались гнить под стенами, берега Леонуа усеяли обломки разбитых кораблей.

- Я буду ждать, - повторил Калар.

Клод очнулся, вздрогнув, когда его крыса больно укусила его за уцелевшее ухо. Он вскрикнул, чувствуя удушье, трясясь от холода и не видя ничего вокруг. Он промок до нитки и замерз до полусмерти. Как ни странно, вокруг пахло яблоками.

Не сразу удалось вспомнить, что произошло. Он был не мертв, по крайней мере, пока. Он был внутри бочки на складе в нижнем этаже привратного укрепления порта. Почти полтора часа он провел в ледяной воде, притворяясь мертвым, стараясь выглядеть как всего лишь очередной всплывший труп, пока не представилась возможность спастись. Он все-таки выбрался на берег, как полузахлебнувшаяся крыса, его конечности онемели от холода. Сумев не привлечь ничьего внимания, он пробрался сюда, на склад, и залез в полупустую бочку, устроившись на куче гниющих яблок и прижав колени к груди, прежде чем закрыться сверху крышкой.

Сейчас он откинул крышку, и, выглянув из бочки, осмотрелся. Не увидев никого и не услышав ничего, он осторожно выбрался из бочки и разогнул болевшую спину.

Стараясь держаться в тенях, он прокрался к входу в привратное укрепление, приготовившись при малейшей опасности нырнуть назад. Выглянув из двери, он оглядел гавань замка Леонуа. Врагов не было видно. Даже корабли норсканцев все исчезли. Увидев силуэты, двигавшиеся по улицам, он пригнулся, но потом разглядел, что это ратники герцога разбирают трупы.

Норсканцы ушли. Это было чудо!

И он был жив!

Клод посмотрел на обрывок ярко-синего плаща, который он сжимал в руках, и потер им лицо, чувствуя приятное прикосновение меха горностая. Приложив кусок плаща к губам, Клод поцеловал его. Неужели этот обрывок действительно имеет защитную силу? Неужели его молитва к Реолу была услышана?

Подумав над этим некоторое время, Клод пришел к заключению, что это, должно быть, Реол защитил его. Другого объяснения не было.

- Я воистину его пилигрим, - благоговейно прошептал Клод.