Александр Быков - Дружина сестрицы Алёнушки (трилогия) [СИ]

— Не боиш-шься, говоришь? — Змей неуловимым движением скользнул к девушке и, выгнув спину, поднял голову. Они замерли — глаза в глаза. Алена словно оказалась на краю бездны, в глубине которой бурлила, поднимаясь наверх, прямо к девушке, раскаленная лава. Алену охватил нестерпимый жар. «Ты бы еще в солнце влюбилась». Но Алена только улыбнулась пересохшими губами. «Все равно. Главное — ты жив. И я люблю тебя, кем бы ты ни был».

Жар разом исчез. Морской ветерок растрепал волосы Алены. Она протерла глаза и ахнула. Перед ней стоял Змей в человеческом обличье — том самом, в котором он являлся ей год назад в свой пещере. Горыныч удивленно оглядел себя, недоверчиво потрогал руками лицо, словно не веря своим глазам.

— Как тебе это удалось, милая? Я же не тратил сил на превращение.

Алена только счастливо улыбнулась и повисла у него на шее. Некоторое время им было не до разговоров. Но приблизившийся шум рабочих, разбирающих завалы, вернул Змея и Алену к реальности.

— Вернусь-ка я пока назад, — Змей, оценивая, оглядел собственную статую. — Еще сутки она, я думаю, не рассыплется. Я слышал, Черномор меня продал уже Кощею? Ну-ну. Давай-ка мы вот что сделаем…

Алена медленно шла по берегу моря, любуясь закатом и обдумывая, как бы половчее выполнить наказ Змея. Вдруг ее кто-то окликнул:

— Эй, красна девица! Не видала ли я тебя раньше? — из воды, совсем близко от берега высунулась голова старой знакомой — говорящей Щуки.

— Видала, — Алена заулыбалась. — Ты даже обещала исполнить одно мое желание.

— А ты его придумала, желание это? — Щука хитро сощурилась.

— Ну что бы тебе раньше не появиться! — Алена укоризненно посмотрела на говорящую рыбу.

— Так я Змея твоего все равно бы не смогла оживить, — Щука улыбнулась зубастым ртом. — Только ты могла ему волю к жизни вернуть, так и вышло… Да в курсе я, в курсе… Вода для меня, как раскрытая книга. Что где случится — все на воду ложится. Вода в море впадает, а Щука все-все знает.

— Ну, тогда, — Алена задумалась. — Расскажи мне про Змея. Всю правду про его женитьбу. Чую я, что-то тут непросто.

— Ох, милая, — Щука смущенно зашамкала зубастой пастью. — Знать-то я все знаю. Да вот с памятью у меня плоховато. Бывает, вспомню что-нибудь, а потом снова забуду. Тебе ведь про стародавние времена надо?.. А я вот даже не помню, кого я намедни ела — окуня или карасика? Я и заклинания каждый раз новые придумываю, потому что старых не помню.

— Ты же все можешь. Закажи себе доктора, самого наилучшего, какой только есть в этом мире. Пусть он твое беспамятство вылечит.

— А что, это мысль хорошая! — Щука довольно ощерила пасть, развела плавниками, крутнулась на месте, щелкнула зубами, и прямо перед остолбеневшей Аленой возникла лавка, на которой сидела Баба-Яга с веретеном в одной руке и прялкой в другой.

— Э-то еще что такое? — Яга растеряно оглянулась, а затем гневно вскочила с лавки. — Кто посмел?! — тут она увидела щуку и всплеснула руками. — Михевна, ты что ли?!

— О! — обрадовалась Щука. — Тебя мне и надо. Как же я про тебя раньше не вспомнила? Выходит, ты тут и есть наилучший доктор!.. Будь добра, излечи меня от этого, как его… Название забыла.

— От склероза, — напомнила Алена.

— Излечить-то дело не хитрое, — Яга уселась у края воды, — Только ты сперва объясни, как тебе удалось меня сюда выдернуть? У меня ж в избушке все закрыто от любых заклинаний! Даже царю Морскому меня с места не сдвинуть, да что сдвинуть, подсмотреть за мной ему не под силу.

Щука виновато развела плавниками.

— Сама не помню, как так вышло… Вообще-то я самого лучшего лекаря хотела себе наколдовать. А тут — ты… Но ведь я и про лекаря заклинание уже не вспомню. Говорю — склероз у меня…

— Ну, вот что, — Яга решительно схватила огромную рыбу на руки. — Пошли лечиться. Пока не вспомнишь, не отпущу.

— Подожди, — Алена ухватила Ягу за рукав. — Мы тут со Змеем придумали, как Черномора проучить. Пожалуйста, подтверди Черномору, что Горыныч умер, а то он мне не поверит.

— И правильно сделает, — Бабушка нарочито нахмурилась, но глаза ее под густыми бровями лукаво улыбались. — Нечего тута позорища разыгрывать. Ожил — и слава Роду. Чего это я буду ради ваших проказ в грех входить, родному брату врать? Вот пусть мне тогда Змей ковер-самолет асбестовый пригонит… И пусть поклянется, что никак не тронет моего братца.