Александр Быков - Дружина сестрицы Алёнушки (трилогия) [СИ]

— Не, не продам, — Черномор, похлопав по каменной морде Змея, отхлебнул из бутыли вина и принялся открывать одну из устричных раковин. — Оно мне душу греет… Ну кто бы мог подумать, что я могу вот так, запросто, Горыныча шмякнуть?

— А жить ты тоже на этой статуе будешь?.. Ты вон дворец строить взялся. Деньги-то, небось, пригодятся. И потом, он ведь когда совсем остынет, может и пополам треснуть, и вообще на камушки рассыпаться.

— Так ведь на тысячу мне все равно дворца не построить… — Черномор снова отхлебнул вина и протянул Кощею тарелку с устрицами. — Хочешь?

Кощей, глянув на устриц, брезгливо поморщился:

— Ну а полторы тысячи?..

— Семь, — Черномор хитро сощурился, и, еще раз отхлебнул вина.

— Ты что ли стены из золота строить собрался? — возмущенно всплеснул руками Кощей.

— Из мрамора. А потолки лепные, с позолотой… А крышу сделаю из чистого серебра, чтоб сверкала — карлик мечтательно оглядел руины Лукоморья. — А вокруг английский сад. Кипарисы…

— Ну хорошо, — скривился Кощей. — Две.

— Да это только на мрамор и лепнину. А я еще фонтаны хотел, статуи… Ну, хотя бы пять тысяч…

— Уж не думаешь ли ты, что я буду оплачивать все твои прихоти ради какого-то куска камня?

— Да ты ж на золоте ешь, по золоту ходишь. Что тебе, убудет от четырех тысяч?

— Я потому и хожу по золоту, что не трачу его направо и налево, — Кощей отошел от статуи Горыныча и отряхнул руки. — Или ты мне отдаешь этот кусок камня за две тысячи золотых, или сиди тут, без дворца, обнимайся со своим Змеем.

— Ну хорошо, — Черномор вздохнул и протянул Кощею руку. — Только деньги вперед.

Они ударили по рукам и Кощей взвившись смерчем тут же скрылся из виду.

— Ты это видела? — Алена вскочила с кровати и заметалась по комнате, переодеваясь в свой старый походный костюм. — Надо торопиться. Есть у меня одна идея. Лебедушка, я сейчас в лес схожу, а ты меня потом на Лукоморье переправишь?

— Ладно уж, — Лебедь вздохнула. — Иди, все равно тебя не удержишь. Ты потом к морю подходи, позови меня.

За то время, пока Алены не было в Заповедном лесу, Буба немного подрос. Почва вокруг него была основательно унавожена, перекопана и полита. А из земли теперь торчали аж три корешка.

— Потерпи еще две недельки, Глумушка, и ужо я отпущу тебя до дому.

— Все то ты обещаешь, — вздохнул Глум (это он привел Алену к Бубе и теперь нетерпеливо мялся у нее за спиной).

— Да не жди ты ее, иди уж, — махнул веткой Буба, видя, что Алена не решается начать разговор при постороннем. — У нас тут беседа, чую, долгая. А дубы-то пропадают от плесени.

— Иди, иди, коли торопишься. Я как-нибудь сама обратно доберусь.

Когда Глум скрылся, Алена подошла к Бубе вплотную и шепотом спросила его:

— У тебя шишечки еще остались?

— Да есть пока. Я, правда, Глуму обещал… А тебе для чего?

— Ты понимаешь, есть у меня подозрение, что может она помочь… Ты лучше расскажи мне сперва про шишечки эти. Что они такое? Откуда взялись?

— Шишечки, — Буба мечтательно улыбнулся. — Есть такое дерево. Кто-то видит его как ясень, кто-то как дуб. Глум вот, видит его, как дерево кедровое… Как знать, какое оно в самом деле? Растет это дерево из самой что ни на есть глубины. Растет сквозь весь этот мир. Да и другие миры, думаю, задевает. Сдается мне, что на дереве этом весь мир и держится…

— Древо жизни? — уточнила Алена.

— Ну, можно и так назвать… Где оно растет я объяснить не могу. Оно везде. Я вот, леший, вижу его. Оттого я и леший. Где жизнь, там и дерево это. Оно и есть — жизнь. А шишечки — того дерева семена. Наш, заповедный лес, особенный. Шишечки тут появляются чаще. Другие, небось, считают, что у меня, в заповедном лесу это дерево и растет. Чем лес заповеднее, тем там жизни больше. Так вот, в этой шишечке жизненная сила. Посадишь ее — кто-нибудь вырастет. Может, леший какой, может, кикимора, а может и неведома зверушка… Только выращивать, дело хлопотное, трудное. Можно шишечкой вылечить кого или омолодить… Всяко можно такую шишечку на дело применить.

— А из каменного, обратно в живого эта шишечка превратить может?

— Да неужто кто-то из твоих диких богатырей окаменел? — удивленно всплеснул ветвями Буба.

— Ну, вроде того, — Алена глубоко вздохнула.

— И, небось, именно тот, по которому ты сохнешь?

— Угу, — девушка присела на траву и шмыгнула носом. — Только ты ведь все равно шишечку Глуму обещал…

— Вот что, — Бубуа заскрипел и зашевелил ветвями. — Ты подними корешки. Вот эти. Тяни, тяни их, не бойся. Все равно мне искореняться скоро. Вот. Видишь, две у меня шишечки, две. Возьми ту, что побольше. Если останется, от нее что — верни. А ту, что поменьше я Глуму за работу отдам. Или половину. Я ж ему шишечку за год обещал, а ходить я стану, похоже, намного раньше.