Кирилл Кянганен - Империя Машин

Проходил час, а мальчик брел, пошатываясь от лужи к луже. Его стошнило, и в противогазе застоялся запах рвоты как он не старался удалить его. Стены давили на голову, он желал только сесть, но это равнялось бы самоубийству, и пока он еще понимал, что нельзя задерживаться или сколь бы то ни было допускать мысли, его жизнь находилась в относительной безопасности.

Непроглядная темень создавала иллюзию бесконечности, и только наличие разных «порезов» на стенке трубы, коих касались промокшие перчатки говорило о том, что он двигается. Но и это вскоре перестало иметь значения.

Он шел вслепую и терял ориентир. Труба все еще выдерживала наклон, и он опасался, что соскользнет в неизвестность.

В голову лезли подлые слова «назад! Назад!»

Инстинкт же выживания абсурдно толкал вперед.

Фильтры забились и перестали пропускать воздух. Мальчик снял противогаз.

Его сразу встревожил запах соли — вода в туннеле.

Он взглянул на респиратор. В огибающих маску волокнах пузырились личинки…

Его передернуло от омерзения.

Он еще долго не мог вытащить фильтр из противогаза, а затем распаковать новые.

На четвертый раз, путем титанических усилий негнущиеся от страха пальцы справились с задачей.

Разум подбрасывал ему чудовищ, мерещившихся в темноте, и он брел, с учащенно бьющимся сердцем по выскребанным меткам, отгоняя липших к оголенным участкам тела москитов. Они пробрались и под шарф на шее. Их слюна вызывала раздражение кожи, и он чесался, растирая пораженные части докрасна.

Ноги то встревали в иле, то утопали в болотцах.

Заплутать тут не заплутаешь — дорога одна, но так тяжело идти, так давит туннель…

Он вспомнил о мече — страже.

Сейчас бы он пригодился.

Раздвигать паутинистые лианы было омерзительно. К тому же они липли на окуляры и лезли в рот, извергая вонь.

Туннель бродил под ним, раскачиваемый глубоководными ветрами.

Мальчик почувствовал привкус тошноты, схватился за темя, сполз на колени и прижав голову к ногам, заплакал.

Много слез пролилось, когда лампа почти потухла. Неустойчивое пламя окутывалось темнотой.

Из оцепенения его вывел сильнейший удар.

Тело сделало кувырок и брякнулось в лужу, полную отходов.

Мальчик ошалело попытался подняться, и снова удар.

Неизвестное существо било хвостом по трубе, чуя запах плоти.

Он лежал перевернувшись на спину и слушая урчание желудка за слоем стали.

Существо было довольно голодно, если нападало на металл.

Тухлая вода забралась под одежду и попадала на грудь и в штаны.

Подняться его заставил холод.

Он ужасно замерз.

«Развести бы костер» — подумалось ему, но он привлечет рыбу — монстра.

Упираясь в стену правой рукой, он поднял лампу и прихрамывая пошел вперед.

Он надеялся, что ориентировка не сбилась в его голове, и он не возвращается назад.

Иронично бы вышло…

Поврежденная нога еле шевелилась. Она нуждалась в покое.

Он все чаще останавливался на отдых.

Двинувшись в очередной раз, он попытался облокотиться на стену, но рука его провалилась в пустоту.

Потеряв опору, он начал заваливаться в правую сторону.

Судорожно размахивая конечностями, он наткнулся на скобы и схватился ладонью за уступ, выронив лампу.

Это оказалось ответвление в трубе.

Там была зеленоватого цвета вода с плавающими досками, а на досках… лежали скелеты, обглоданные кости, и гнилые трупы.

Лампа упала, и вода загорелась.

Трупы покрылись пламенем, и от их тел пауки, направляясь в сторону мальчика.

От такого зрелища он снова был готов бежать, изо всех ног бежать, подальше от очередного захоронения.

Отступив на приличное от развилки расстояние, он ненадолго присел.

«Тела, некоторые из них лежат там не так давно, иначе почему пауки не съели их? Неужели они настолько отравлены, что даже подземные жители отказались от пира?»

Ответ прост и ужасен — на острове он не найдет спасения.

Возможно там разгорелась эпидемия, и это беженцы, которые, как и он, искали приюта, бежали как можно дальше, забирались как можно глубже.

Они надеялись, что здесь их никто не достанет, никто не найдет, но смерть была настойчивее, она лезла в самые недра земли и выковыривала оттуда свой обед, упорно и неотступно, следовала по пятам, и ждала, ждала удобного момента. Он и на себе ощущал ее когти.

Слепой от темноты, он взял плетеный канат и поджег его спичками. Свет вылизывал влажный пол, и освещал лишь ближайшие пол метра. Дальше царила темнота.