Александр Змушко - Под ногами троллей

— Вот, — говорю, — возьми да и прирежь меня, авось полегче станет. Да золото не забудь, дурёха.

А она смотрит на нож и смотрит, а потом в глазах вдруг раз! — и словно прояснилось что-то, ухватится за него, да как чиркнет мне по щеке! Кровища хлынула, словно поросёнка режут. А потом упала ко мне в объятия и сама рыдает. Долго плакала и рассказывала что-то, да я ни бельмеса на её языке не понимаю. А потом перевязала мне щёку, забрала мешочек и ушла.

Ни поцеловала, ни прирезала на прощание — ничего.

Только посмотрела — и так посмотрела!

До сих пор жил я себе и жил; а тут вдруг понял — струна слишком уж натянулась.

А капитан получил своё сполна.

Ночью всё это было; а прятаться я всегда умел.

Неделю они меня искали, а потом оступились; снялись и ушли на юг — на следующий день их король Освальд и потопил.

Муха противно перебирала лапками, подбираясь к глазу; Аррен, наконец, смахнула её и сказала тихо:

— К ведьме этот базар, Жувр, идём на корабль.

И робко, словно раскалённого железа, коснулась его руки пальцами.

— Я помню, как ты спас меня от пиратов в Сальфессе; помню, как оберегал в Тартааше. Скажи, у меня взгляд… как у той девчонки?

А затем крепко взяла его ладонь и сжала.

Жувр долго молчал.

— А Ведьма её знает, — наконец, хрипло скал он. — Я её ни шиша не помню.

Однако, вернуться на корабль у них не получилось; по дороге они встретили Ласа, который, как всегда, искал что-нибудь для кухни. Он и уговорил их пройтись по рынку.

— Осточертели эти блюда, южные, восточные, — привычно бурчал он. — Надо хоть чего-то родного, королевского попробовать! Эх, сейчас прикуплю свежей рыбки, эх! Картошечки, морковочки! Или вот, вообще — свёклы!

И они покорно шли за ним.

Была у Ласа такая черта: обидишь его — словно обидел большого ребёнка.

Куда деваться?

А на рынке, сказать по правде, было неплохо.

Мух, конечно, было много — эта гадость слеталась на запах свежего мяса и раздавленных фруктов, однако даже мухи были привычные, тутошние: жирные, зеленовато-сизые, ленивые. Не то, что мелкое, нудное комарьё востока или кусачие мошки юга. Торговцы гоняли их, ругались, изредка отмахиваясь здоровенными тесаками — так, что Аррен от испуга пригнулась.

— Вот ведь нечисть, — с душой сказал продавец винограда, и так богато и витиевато послал крылатых негодников в упоительное путешествие, что Аррен заслушалась.

Они брели между лотков, и Лас придирчиво приглядывался то к сельдерею (нет, слишком подвявший), то к бьющей хвостами рыбе в бочках (эта уже надоела), то к сизо-малахитовому укропчику (да, да, вот этого прикупить). Аррен и саму невольно захватила вдумчивость этого «путешествия»: она придирчиво щупала помидоры и ворошила перья лука, выбирая подороднее.

А Аррен знала, что за вкуснейшие блюда может приготовить Лас!

Нежная телятина с горошком, истекающая соком ветчина, благороднейшие антрекоты, тушенная капуста мягкости облаков; хрустящая золотая корочка цыпленка, пирожки с сыром, луковый суп, шпинат и сельдерей!

Миндальные бисквиты и немыслимые в море сливочные торты!

А грог! Лас умел подогревать его со специями, превращая дешёвое пойло в благородный эликсир, пиршество для аристократических желудков!

И все эти шедевры кулинарии он подавал с таким виртуозным изяществом, такой томно-светской «растяжечкой», что им казалось, будто они на подлинном пиру.

— Извольте-ка омлет, — говорил он, и на тарелке оказывалось что-то полупрозрачное, пронзительно-золотое, будто цыплёнок, с маслянистыми ломтиками трюфелей. От него поднимался умопомрачительный аромат иной, великосветской жизни, аромат балов, приёмов и паркетных зал.

Это страшно было даже есть.

И для каждого блюда у него было множество историй — порой смешных, порой пикантных, а порой — и вовсе не предназначенных для ушей невинной девушки. Аррен до сих пор краснела, вспоминая его рассказы про «аппетитные окорочка».

А травяные чаи, излечивающие болезни?

А крохотные цукатные сюрпризы — миниатюрные, на чайной ложке?

Смешливые восторги мимолётных кулинарных удовольствий немало скрашивали часы путешествий…

Наконец, они прикупили: перцы, лук-порей, помидоры, баклажаны и немного индейки; козий сыр и три дюжины яиц.

С каждым шагом Аррен открывала для себя что-то новое, давно забытое родное.

Бурёнки, вымазанные в грязи по пузо; отмахиваются хвостами от настырных кровососов. И выражение морд у них такое невинное, а ресницы длиннющие — заправские кокетки! Облезлая собачонка, которая, при виде Аррен, жалостливо подняла голову, надеясь на снисхождение — и Аррен (вот ведь добрая душа!) — отдала её последний кусочек булки, которую прикупила чуть раньше, и теперь жевала.