Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Я участвовала в пресс-конференциях сколько себя помню, но после смерти отца и всеобщей шумихи по поводу его убийства мне не бывало так легко с репортерами, как прежде. В самые горькие минуты моей жизни они лезли ко мне с вопросами: "Что вы сейчас чувствуете, принцесса?" Обожаемого мною отца убили неведомые мерзавцы. Что, черт бы их всех побрал, я могла чувствовать? Но королева ни разу не дала мне сказать это вслух. Только не правду. Нет, королева Андаис, только что потерявшая брата, заставила меня встречаться с журналистами и вести себя по-королевски. Вряд ли когда-то еще я так ненавидела свое королевское происхождение. Если вы из королевской семьи, вам не дадут тихо оплакать свою потерю. Ваше горе растиражируют в телевизионных новостях, в ежедневных газетах, в глянцевых журналах. Куда бы я ни взглянула – везде были портреты моего отца. Куда бы ни повернулась – снимки его мертвого тела. В Европе напечатали даже те фотографии, которые не решились опубликовать в Америке, – кровь с них почти текла. Мой высокий, сильный отец, превращенный в кровавое месиво. Волосы черным плащом разметались по траве, а все остальное неузнаваемо.

Наверное, я всхлипнула, потому что Дойл тронул меня за руку. Он прошептал, нагнувшись ко мне:

– Что с тобой?

Я качнула головой, показывая, что все в порядке, облизнула внезапно пересохшие под помадой губы и опять качнула головой.

– Просто припомнила еще одну такую же людную пресс-конференцию.

Он сделал то, чего никогда не делал на публике, он, Мрак королевы: он меня обнял. Одной рукой, правда, чтобы не потерять возможность выхватить оружие. Я прижалась к кожаной куртке и теплому сильному телу Дойла под ней. На фотовспышки я не реагировала, стараясь не думать о том, что завтра же этот снимок обойдет все существующие газеты и журналы. Мне нужно было, чтобы меня обняли, и я прижалась к Дойлу и постаралась отогнать горе. Мне предстоит говорить о поиске мужа, принца, будущего короля. Это радостное событие, и королева ждет от нас улыбок.

Мэдлин приняла первый вопрос, пока я еще стояла в обнимку с Дойлом. Разумеется, задали его мне.

Дойл еще раз меня приобнял, и я скользнула вперед на моих четырехдюймовых каблуках. Вопрос был уже знакомый. Вряд ли сегодня будет много новых вопросов.

– Вы уже выбрали мужа, принцесса Мередит?

– Нет, – ответила я.

Поднялся другой репортер:

– Тогда в чем цель вашего визита на родину? Что вы хотите нам объявить?

Королева меня проинструктировала заранее.

– Мой дядя, Король Света и Иллюзий, дает бал в мою честь.

– Вы берете с собой своих стражей?

Вопрос коварный. Если я скажу "да", напишут, что без телохранителей я не чувствую себя в безопасности при Благом Дворе. Что, по существу, верно, но всем это знать не обязательно.

– Мои стражи везде следуют за мной... – Я сделала паузу, и Мэдлин шепнула мне на ухо: "Стив". – Стив, – повторила я. – В конце концов, там будут танцы, так не оставлять же мне лучших моих партнеров сидеть дома и считать ворон?

Смешки, улыбки – и дальше, дальше.

Женщина-репортер:

– Королева Андаис объявила, что сегодня будет бал в вашу честь при вашем дворе. А когда начнется ваш визит к Благому Двору?

– Он планируется через две ночи от сей. – "Планируется" я сказала на случай, если что-то стрясется и визит покажется нам слишком опасным. "Две ночи от сей" – потому что прессе нравится, когда мы употребляем непривычные или архаичные обороты – или то, что они такими оборотами считают. Я принцесса эльфов, и некоторые люди чувствуют разочарование, когда я говорю как средняя американка. Так что иногда я пытаюсь говорить так, как этого ждут от эльфов. Из стражей у большинства сохранился хотя бы намек на прежнее произношение. Только я говорю как девчонка со Среднего Запада. Ну, еще Гален.

– Не собираются ли дворы примириться?

– Насколько мне известно, мы не находимся в состоянии войны – разве что вы в курсе чего-то новенького, Мори. – На этот раз я припомнила имя репортера сама. Улыбнуться, головку чуть склонить к плечу, показать им, как я юна, – если хочу показаться юной. Моя замена глазам олененка Бэмби: "Только посмотрите, какая я безобидная и милая, не обижайте меня!"

Моя игра заслужила одобрительный смех и новые вспышки, едва меня не ослепившие. На следующий вопрос я отвечала сквозь круги перед глазами. Я бы надела темные очки, если б тетушка нарочно не предупредила этого не делать. Темные очки вызывают подозрение. Нам нельзя казаться подозрительными. Впрочем, стражам она очки разрешила – едва ли не впервые на моей памяти. Что показывало, как она встревожена – сильнее встревожена, чем в нашу последнюю встречу. И никто из нас причин ее тревоги не знал.