Лорел Гамильтон: Соблазненные луной

Безымянное отняло почти все оставшиеся. Рис из божества верховного пантеона превратился в одного из самых слабых сидхе. Он потерял так много, что не захотел больше зваться прежним именем и всем запретил его произносить. Из уважения к его желанию, а также из-за того, что сами боялись подобной судьбы, все сидхе подчинились. Его стали звать Рисом, а прошлое забыли.

Месяц назад он заново обрел себя. Он стал чем-то большим. Он сумел сейчас заставить мою кожу светиться, всего лишь посмотрев на меня. Я не могла решить, в чем здесь дело – в природе его магии или только в ее силе. Наверное, последнее, потому что он был богом смерти, а не плодородия. Мое тело явно реагировало бы сильнее на магию жизни, а не смерти.

Он проговорил тихо и низко:

– Что мне нужно делать?

Пару секунд я не могла понять, о чем он спрашивает. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не рухнуть на колени.

– Что? – переспросила я.

Холод угрюмо фыркнул.

– Она опьянена магией. Мог бы быть поосторожней, Рис.

– Прошло семь столетий с тех пор, как я владел такой силой. Прости, слегка заржавел.

– Тебе понравилось, как ты на нее подействовал, – обвиняюще заявил Холод. Он подошел ко мне совсем близко, но повернуть голову и посмотреть на него казалось мне слишком большим трудом.

– А тебе не понравилось бы? – спросил Рис. Холод осекся.

– Может быть, – сказал он чуть погодя. – Но сейчас не время.

Я почувствовала сильные руки Холода на своих плечах; он мягко развернул меня лицом к себе.

– Отыщи халаты для себя и для принцессы, а я попробую это исправить.

Кажется, я слышала, как ушел Рис, но не помню наверняка. Все мое внимание поглощала грудь Холода. Круглый воротничок его белой рубашки был застегнут наглухо. Но я помнила, что находится под этой на все пуговицы застегнутой рубашкой. Я знала все выпуклости и впадинки его груди словно свои пять пальцев. По телу разлилась тяжесть – не только голова была тяжелой, но и рука, которую я подняла к Холоду, была много тяжелей, чем должна бы.

Он перехватил мою руку, прежде чем я дотронулась до рубашки. Ярко-красный лак моих ногтей казался еще ярче на фоне его белой кожи, будто капли крови.

– Было бы времени побольше... – он сказал это очень тихо, почти прошептал, – я бы пробудил тебя поцелуем, но не стоит сменять одно колдовство другим. – Он наклонился ниже, шепча мне прямо в лицо: – А если мой поцелуй не в силах околдовать тебя, я не хочу об этом знать.

Я начала бормотать что-то романтическое и глупое про то, что его поцелуи всегда были волшебными, но его ладонь на моем запястье вдруг похолодела. Стала холодной как лед. Настоящий лед! Если б мои мысли не были так затуманены, я бы отдернулась в самом начале процесса, но, конечно, если бы не туман в моей голове, Холоду и не пришлось бы этого делать. Меня будто прострелило холодом – холодом, способным заморозить кожу и заледенить кровь. Холодом таким, что у меня перехватило дыхание, а когда я все же смогла дышать, из губ вырвалось облачко морозного пара. Я отпрыгнула, и Холод не стал меня удерживать. Колдовство прошло. Голова была совершенно ясная, зато меня всю трясло от холода.

С трудом прекратив стучать зубами, я сказала:

– Черт возьми, не стоило превращать меня в ледышку!

– Прошу прощения, принцесса, но я, как и Рис, утратил большую часть силы века назад. И еще учусь снова использовать ее преимущества.

В его серых глазах будто шел снегопад: радужки напоминали стеклянные игрушки-шары, в которых летают снежинки, если встряхнуть шар. Почти все сидхе, кого я знала, светились, когда применяли свою силу, и Холод не был исключением, но когда он призывал холод – его глаза наполнялись снегом. Порой, глядя в эти серые заснеженные глаза, я думала, что если я буду смотреть достаточно долго, то увижу пейзаж в миниатюре, увижу место, где началась его жизнь, увижу время, ушедшее задолго до моего рождения.

Я отвела взгляд. Мне никогда не хватало духу, потому что я не знала, куда могут меня завести эти зимние глаза и какие секреты могут мне открыться. Что-то там, в снегу, меня пугало. Без особых оснований. Без логики. Но мне не нравился этот снег.

Была в я человеком, чуждость зрелища могла бы оправдать мое беспокойство, но я настолько человеком не была и, Богиня мне свидетель, повидала и более странные вещи, чем снегопад в чьих-то глазах.

Я уже почти согрелась. Такой холод никогда не был долгим, но мне все равно это не нравилось. Холод как-то использовал его во время секса, и хоть опыт был интересным, я никогда не просила повторения. Пытаясь скрыть, что магия Холода нервирует меня в совершенно неподобающей сидхе степени, я спросила: