Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Я ощутила поднимающуюся со дна волну силы, словно огромную черную тварь, плывущую быстрее и быстрее, – скользкую, темную, смертоносную тварь. Она ударила в нас, взметнув башнями океанские волны, и вскипятила само дно – так что воздух наполнился клубами пара. Вода стала не теплой, а горячей, такой горячей, что я вскрикнула и отпрянула от губ Баринтуса. Я видела его лицо, руки у себя на бедрах, чувствовала, как он бьет в меня, и не одна только его упругая длина в меня вонзалась. Словно мили и мили океанской воды стремились в меня, втекали в меня, сквозь меня, через меня, и мы взлетели в воздух на гребне вертикальной волны – водяной колонны, сверкавшей как хрусталь, жидким огнем разбрасывавшей капли плавящегося камня. Я поняла теперь, почему он просил моего разрешения: ведь я не богиня, я просто Мерри, я не могла выдержать все, что он мне предлагал. Я закричала от наслаждения в оргазме – и от страха, что конца ему не будет.

Поверх грохота кипящих волн я услышала его голос: "Довольно".

Я лежала на подиуме, и полубессознательный Баринтус лежал на мне сверху. Мы беспомощно моргали друг другу в лицо, и моя растерянность отражалась у него в глазах. Я понимала, где я, и знала, что произошло, но переход был слишком резкий.

Мой Дойл и другие мои стражи стояли вокруг нас, к нам лицом, сцепившись вытянутыми руками – они создали магический круг. Я различала силу круга, так поспешно ими образованного, чтобы не выдать происходящего внутри. Стражи, пришедшие с Баринтусом, в удивлении смотрели на нас, полицейские все орали: "Уведите ее прочь!" Прошли секунды, не больше.

Баринтус поднялся на колени и взял меня за руку – не ту, что с кольцом, – чтобы помочь сесть.

Это послужило сигналом остальным, они одновременно разомкнули руки. Круг распался, и вода хлынула наружу – небольшое наводнение, затопившее подиум, и первые ряды кресел, и всех полицейских. Брюки Холода из светло-серых мгновенно стали темными, шелковый плащ Риса превратился в тряпку. И только двое в центре водяного потока остались сухими – я и Баринтус.

Майор Уолтерс подошел, вытирая воду с глаз:

– Что это еще за дела?!

Дойл попытался что-то сказать, но Уолтерс отмахнулся:

– К черту все, убирайтесь отсюда, пока еще чего не стряслось.

И поскольку все только переглядывались ошарашенно, но никто не двигался с места, майор наклонился прямо к лицу Дойла и проорал голосом, сделавшим бы честь любому громиле-сержанту:

– Бегом!

И мы побежали.

Я споткнулась на бегу, Гален подхватил меня на руки и втащил в средний из ожидавших лимузинов. Назавтра появятся фотографии: я с окровавленным лицом, очень маленькая и хрупкая на руках у Галена. А значит, какой-то храбрый придурок-репортер, вместо того чтобы забраться куда подальше, когда на сцену вышли пистолеты и колдовство, помчался за нами в расчете на новые снимки. Ну, Пулитцеровскую премию не заработаешь, сидя в тепле и уюте.

Только в машине, на коленях у Галена, среди набившихся в лимузин стражей, я сообразила, что это не личный экипаж моей тетушки. Просто обычный длинный лимузин. Даже просторней, чем Черная Карета, но далеко не такой жуткий.

Дверца захлопнулась, кто-то дважды шлепнул по крыше, и мы поехали. Дойл прошелся у всех по ногам и заставил Галена подвинуться, чтобы сесть рядом с нами, у второй дверцы. С ним никто не спорил. Рис и Китто уселись наискосок от нас, Баринтус – на откидном сиденье лицом к нам. Рядом с его сиденьем оставался довольно широкий проход для тех, кто захочет воспользоваться местами в следующем ряду – в глубине машины. Лимузин не просто так называют длинным, он длинный и есть.

Шалфей и Никка устроились на еще двух откидных сиденьях возле прохода, чтобы было где разместить крылья. Поодаль по-турецки уселся Усна. Он пытался выжать воду из пятнистых волос, на лице написано омерзение. Может, ко всей ситуации, а может, он просто не любил мокнуть.

До меня дошло, что штаны у Галена тоже мокрые, и трусики у меня уже пропитываются водой. Я вскочила на ноги и встала почти в полный рост – вот преимущество быть недоростком.

– Ты меня вымочил!

– Все здесь мокрые, кроме тебя и Баринтуса, – пробурчал Усна.

Гален поймал меня за руку, потрогал лицо – там, где подсыхала и уже липла к пальцам кровь.

– Твоя здесь тоже есть?

– Нет.

– Я видел кровь на плече у Холода уже после того, как вы вымокли, – сказал Баринтус. – Должно быть, свежую, раз она не смылась водой.

– Я тоже заметил. – Дойл наклонился вперед через Галена, лицо в свете потолочной лампы блестело от воды. – Ты сильно ранен?